– Всего лишь поездка на машине! – сказала Моргана весело.
«Всего лишь», но для леди Кингсвуд это выглядело намного более значительно. Она принадлежала к простой викторианской эпохе – эпохе тихой домашней жизни и домашних увлечений, которая ныне провозглашена смертельной скукой, и любые путешествия и гулянки современных людей беспокоили и угнетали её, поскольку она обладала простым здравым смыслом, чтобы понимать, что они не приносят пользы ни телесному, ни нравственном здоровью и ведут в никуда. Она задумчиво глядела на море, на голубое сицилийское море, такое неповторимое в своих оттенках и чистой игре отражений, и думала о том, какой счастливой могла бы быть старость у Морганы, если бы ей удалось завоевать любовь доброго мужчины. И всё же не попадала ли она снова во власть простой сентиментальности, так часто оказывающейся обманчивой? Её собственная любовь «доброго мужчины» представлялась ей весьма ценной, но она не заполняла всего её сердца страстью, хоть она и считала себя совершенно обычной женщиной. А каким же должен быть тот мужчина, который окажется способным удержать Моргану? Проще обуздать солнечный луч или вспышку молнии, чем ту беспокойную живость, ум и дух, которые порой обретают женскую форму, оказываясь при этом, тем не менее, чем-то совершенно иным и более высоким, чем просто женщины, какими их все знают. Подобные смутные и бессвязные мысли пролетали в уме у леди Кингсвуд, когда она отвернулась от морского побережья, чтобы возвратиться на цветочные террасы «Палаццо», и она испытала искреннюю радость, завидев на вершине последнего пролёта травяных ступеней фигуру дона Алоизуса. Он ждал её приближения и спустился немного ниже к ней навстречу.
– Я видел, как воздушный корабль пролетал над монастырём, – объяснил он, приветствуя её, – и мне стало любопытно, улетела ли синьора в небеса или всё ещё на земле! Её нет, я полагаю?
– Да, её нет! – вздохнула леди Кингсвуд, – и с ней также маркиз и ещё один помощник. Её нервная система просто поражает!
– А сами вы не подумывали о воздушном путешествии? – И священник добродушно улыбнулся, когда помог ей преодолеть последний пролёт лестницы на пути к лоджии.
– На самом деле, нет! Я бы не смогла! Я чувствую, что могу быть храбрее, но никак не соберусь с духом, чтобы оторваться от твёрдой земли. Это представляется мне противоестественным.
– Тогда что же вы будете делать, когда превратитесь в ангела, дорогая леди? – спросил Алоизус игриво. – Тогда вам придётся покинуть твёрдую землю! Вы никогда об этом не думали?
Она улыбнулась.
– Боюсь, что нет! – сказала она. – Я доверяюсь жизни. Я всегда верила, что Бог, который прислал меня сюда, позаботится обо мне и там, где бы оно ни находилось! Вы ведь меня понимаете? Ваш английский так хорош, что я уверена, что вы понимаете.
– Да, я вас прекрасно понял. То, что я говорю по-английски, вполне естественно, поскольку я учился в Стонихерст, в Англии. Потом я какое-то время жил в Форт Аугустус в Шотландии и изучал многие странные обычаи высокогорных кельтов, к которым принадлежит по рождению и мисс Роял. Она имеет много общего со своими предками по части храбрости и характера.
Пока он говорил, леди Кингсвуд нетерпеливо вглядывалась в небо, осматривая север, юг, восток и запад в поисках первого проблеска возвращавшегося «Белого Орла», но его нигде не было заметно.
– Вам не стоит волноваться, – продолжал священник, предлагая ей кресло на лоджии и взяв одно для себя. – Если мы сядем здесь, то увидим возвращение корабля, я полагаю, со стороны запада, несомненно, ближе к закату. Так или иначе, позвольте вас уверить в том, что нет никакой опасности!
– Нет опасности?
Леди посмотрела на него с диким удивлением.
– Несомненно, опасность здесь быть должна! – сказала она. – Ужасные катастрофы случаются с этими летающими машинами ежедневно…
– Да, но вы ведь говорите о простых самолётах, а «Белый Орёл» – другое дело. Он единственный в своём роде, единственный, созданный наукой, но работающий по законам Природы. Вы видели, как он взлетал?
– Да.
– Бесшумно?
– Абсолютно.
– В таком случае, как же работают его двигатели, если они там есть? – продолжал Алоизус. – Вам это не было любопытно?
– Боюсь, что нет. Я на самом деле слишком нервничала! Моргана звала меня на борт, но я не смогла!
Дон Алоизус помолчал пару минут ради приличия. Он осознал, что леди Кингсвуд принадлежала к классу простых, добрых женщин, не обременённых выдающимся умом, которым мысли, особенно о науке или философии, причиняли нечто вроде физического страдания. И какое счастье, что всегда были и будут существовать подобные женщины! Многие из них имеют высокий талант дарить счастье окружающим, и в этом они приносят человечеству больше пользы, чем часто слишком погружённые в себя исследователи вещей, нередко не поддающихся исследованию.
– Я понимаю ваши чувства, – сказал он, наконец, – и я не удивляюсь вашим естественным страхам. Должен признать, что человеческая дерзость заходит слишком уж далеко и слишком быстро: современная наука не стремится сделать мужчин и женщин счастливее, но, в конце концов, счастье – это главная цель.
Он слегка вздохнул, и леди взглянула с глубоким интересом в его красивое, спокойное лицо.
– Вы думаете, Бог сотворил нас для счастья? – спросила она осторожно.
– Это вопрос сомнительный! – отвечал он. – Когда мы созерцаем величество и прелесть природы, мы можем только верить, что нас приготовляли к наслаждению чудесными сокровищами красоты, свободно раскинутыми перед нами; потом опять-таки, если мы оглянемся назад и вспомним о великих цивилизациях прошлого, которые ныне превратились в пыль и позабыты, мы не можем удержаться от вопроса: к чему такая трата жизни без всякой очевидной цели? Я говорю в светском смысле, но, конечно, моя Церковь имеет только один ответ на то сомнение или, как мы его называем, «неверие в милость Божью», что есть грех. У нас нет права критиковать или требовать ответа от Бога.
– И, несомненно, это самое лучшее! – сказала леди Кингсвуд. – И, конечно, вы обрели счастье, или нечто близкое к нему, в своей прекрасной Вере?
Глаза его потемнели от глубокой задумчивости.
– Миледи, я никогда не искал счастья. С самого раннего детства я предчувствовал, что оно не для меня. Среди товарищей моей юности многие начали гонку жизни вместе со мной – счастье было выигрышем, который стоял перед ними, и они всячески пытались его достичь: некоторые путём амбиций, некоторые посредством богатства, другие через любовь, но мне никогда не встречался ни один из них, кто стал бы счастливым или довольным. Я концентрировался не на себе, а на том, чтобы пробраться сквозь тьму к Великому Разуму, который стоит над всей Вселенной, слить своё эго с ним, как капля дождя сливается с морем, и таким образом удовлетвориться! И на этом пути я многое познал – даже больше, чем я заслуживаю знать. Современная наука поверхностного типа (не истинно глубокие открытия) сделала всё для того, чтобы отделить дождевую каплю от моря! Но она провалилась. Я же стою там же, куда и погрузил свою душу!
