– Вот истинное благородство! – воскликнула она. – Я знала, что ваша отвага не изменит вам! Поверьте, вам ничто не грозит!
Вдохновлённый её словами маркиз прыгнул вниз и, сначала подхватив тело женщины, оказался опутанным толстыми прядями её волос, как водорослями, которые обвили его руки и ноги и мешали двигаться. У него было время только на то, чтобы увидеть мраморно-бледное лицо под ними, затем ему нужно было поскорее обвязать верёвками её тело и подтолкнуть вверх, пока Гаспар тянул; оба мужчины сомневались, не нарушит ли её вес баланс корабля, несмотря на его необычайную устойчивость. Моргана, наблюдая с корабля, видела каждое действие и не выказывала ни тревоги, ни нетерпения, ни беспокойства, и когда Гаспар вдруг сказал: «Это даже легче, чем я ожидал!», она только улыбнулась, словно знала это изначально. Ещё через пару мгновений тело утопленной женщины оказалось в кабине корабля, где Моргана опустилась перед ним на колени. Отделив тяжелую массу чёрных волос, скрывавших её лицо, она увидела то, что и ожидала: лицо Манеллы Сорисо. Однако то была смертельная маска её лица – странно прекрасная, но ужасная своей бледной неподвижностью. Моргана с беспокойством склонилась над ним, но лишь на секунду; сняв маленький пузырёк со своей груди, она силой влила несколько капель из него меж её губ и осторожно смочила также запястья и горло. Пока она этим занималась, второе тело, мужское, также было положено у её ног; и она, чуть не теряя сознание, глядела на этот могильный образ Рождера Ситона. Даже каменное изваяние не могло выглядеть холоднее, жёстче, серее, чем эта неподвижная фигура мужчины, случайным образом невредимая, поскольку не было заметно никаких следов ран или царапин на его лице, которое представлялось замороженным; мужчина был так же несомненно мёртв, каким только могла его сделать смерть! Моргана слышала, будто в далёком сне, слова маркиза Риварди:
– Я выполнил ваш приказ, потому что вы меня вынудили, – сказал он дрожавшим от волнения голосом после его отважной вылазки. – И это было не так уж трудно. Но это был напрасный риск! Их уже не вернуть.
Моргана оторвала благоговейный взор от окоченевшего тела Ситона. Глаза её были полны невыплаканных слёз.
– Я так не думаю, – сказала она, – есть ещё в них жизнь – да, есть, хоть временно она и замерла. Но, – здесь она одарила их нежнейшей улыбкой, исполненной любви, – вы, храбрый Джулио! Вы устали и насквозь вымокли, приведите сперва себя в порядок, потом вы сможете помочь мне с этими двумя несчастными; а вы, Гаспар, Гаспар!
– Я здесь, мадам!
– Вы действовали прекрасно – без страха и ошибок!
– Благодаря Богу милостивому! – отвечал Гаспар. – Если бы верёвка лопнула, если бы корабль накренился…
Она улыбнулась.
– Так много «если бы», Гаспар? Не говорила ли я вам, что он не может накрениться? И не подтвердились ли мои слова? Теперь мы закончили нашу спасательную работу и можем лететь, можно уже трогаться…
Он поглядел на неё.
– На борту стало больше тяжести! – сказал он значительно. – Если мы собираемся переносить по воздуху два мёртвых тела, то это может превратиться в небесные похороны для всех нас! «Белый Орёл» не проходил проверку на предмет высокой грузоподъёмности.
Она терпеливо его выслушала, потом повернулась к Риварди и повторила свои слова:
– Мы можем трогаться в путь. Штурвал вверх и прямо!
Как загипнотизированный он подчинился, и через несколько мгновений воздушный корабль, плавно откликаясь на управление, легко взлетел как пузырь из глубин каньона, сквозь яростно бушевавшие брызги, поднимавшиеся от пенного потока, и воспарил вверх, всё выше и выше, так быстро, как какая-нибудь живая птица, рождённая для длительных и изматывающих перелётов. Наступила ночь; и сквозь плотные пурпурные тени калифорнийского неба проявилась огромная белая луна, созерцая, словно призрак, сцену разрушения и хаоса, освещая бледным сиянием усталые и измученные лица спасателей за их ужасной работой выкапывания живых и мёртвых из глубоких земляных ям, которые вдруг поглотили их; а в это время далеко-далеко над ними пролетал «Белый Орёл», постепенно уменьшаясь в размерах на расстоянии, пока не стал не крупнее голубя на своём пути домой. Несколько священников, оглядывая ряды безжизненных мужчин, женщин и детей, убитых во время землетрясения, пели «Nunc Dimittis», когда вечер становился темнее; и только один из них, который первым заметил летающий корабль над каньоном, теперь поднял глаза в изумлении, когда заметил его, опять парящим на свободе в направлении луны.
– Несомненное чудо! – выдохнул он. – Избежание гибели посредством милосердия Божьего! Слава Богу!
И он набожно перекрестился, присоединяясь к торжественному пению своей братии, стоя на коленях в лунном свете, который бросал мертвенный блеск на мёртвые лица жертв землетрясения, – жертв, низверженных не «десницей Господней», но рукой человека! И он, ответственный за взрыв, лежал теперь, не осознавая этого, и его стремительно и безопасно навсегда уносил через пространство корабль прочь от этой трагической сцены разрушения и опустошения, бывших его рук делом.
Глава 24
Великая тишина довлела над «Палаццо де Оро» – напряжённая тишина активной деятельности, отягчённой неизвестностью. Слуги сновали туда и сюда с бесшумной быстротой; дон Алоизус постоянно был замечен шагающим вверх-вниз по лоджии, поглощённый беспокойными мыслями и молитвой, и маркиз Риварди приходил и уходил с поручениями, значение которых знал только он один. Купол небес сверкал безоблачной голубизной; солнце блестело круглым щитом ослепительного золота весь день напролёт на груди безмятежного моря, но внутри дома шторы были опущены, чтобы затемнить и смягчить свет для глаз, которые, вероятно, могли уже никогда не открыться снова навстречу благословенной красоте дня. Целая неделя миновала с тех пор, как «Белый Орёл» вернулся из длинного и опасного полёта над обширными просторами океана, унося с собой двух человек, утонувших насмерть в глубине калифорнийского каньона; и только одна из них возвратилась к жизни, а второй всё ещё пребывал на грани «Великой Пропасти». Моргана удачно посадила на землю свой корабль с тяжким грузом мнимых мертвецов и просто заявила леди Кингсвуд и всем слугам, что во время спасательной операции они подобрали два трупа (каковыми те и казались), которые теперь лежали в раздельных комнатах, окружённые всеми возможными средствами для их воскрешения. В атмосфере, светящейся нежным теплом, на мягких постелях они покоились, неподвижные и бледные, как замороженная глина; состояние их, очевидно, было столь безнадёжным, что представлялось глупым воображать, будто с их губ ещё мог сорваться хоть один вздох или малейшая капля крови могла шевельнуться в их венах. Но Моргана нисколько не колебалась в своей вере в то, что они были живы, и час за часом, день за днём она наблюдала с неистощимым терпением, накладывая таинственные бальзамы или средства, которыми распоряжалась лишь она одна; и не ранее пятого дня её непрестанных забот Манелла выказала слабые признаки возвращавшегося сознания, и тогда Моргана послала в Рим за знаменитым учёным и врачом, с которым часто переписывалась. Она доверила Риварди доставить её сообщение, сказав: