– Это и в самом деле будет мученичеством! – медленно проговорил он. – Длительным и ужасным! Подумайте об этом, как следует! Женщина, молодая и прекрасная, прикованная к просто дышащему образу мужчины; к созданию, которое не способно даже узнавать людей и предметы, беспомощному, неподвижному и обречённому на такое плачевное существование до конца жизни, если выживет! Дорогое дитя, ты уверена, что иного пути нет?
– Для неё – нет! – отвечала Моргана. – Она в душе решилась испытать Бога – поможет ли он ей исцелить его, и она окружит его постоянным вниманием совершенной, беззаветной любви. Смеем ли мы утверждать, что такое воздействие не обладает целительной силой? Мы, знающие так много о том, чего не понимает остальной мир!
Он погладил её сверкающие волосы с нежностью, как мог бы гладить мягкие пёрышки птицы.
– А вы? – спросил он тихим голосом. – Как же вы?
Она подняла глаза: небесный свет засиял в этих голубых безднах, и ангельский мир просвечивал сквозь все её черты.
– Что может случиться со мной, кроме того, что моя мечта исполнится? – отвечала она с улыбкой. – Вам известны мои планы, а также моя судьба, потому что я вам всё рассказала! Вы станете обладателем всех моих богатств, поверенным для исполнения всех моих пожеланий, пока не настанет и для вас время отправиться туда же, куда иду я, или для меня возвратиться сюда. Нам неизвестно, что будет. Но для меня всё решилось ещё тогда, когда я увидела «Медный» Город, который мы зовём Золотым! И когда мне стало известно, что и вы принадлежите к нему и оставались в нём некоторое время, то я знала, что могу вам полностью доверять. Мы не принадлежим к скоротечному миру и его путям – мы принадлежим к Новой Расе, и время для нас ничто.
– Верно, – сказал он, – но для этих людей, о которых вы заботитесь, время всё ещё имеет значение, и для девушки оно превратится в вечность!
– Только не с такой любовью, как у неё! – отвечала Моргана. – Каждая секунда, каждый час будет полон надежды, молитв и постоянного бдения. Любовь всё упрощает! Бесполезно спорить с судьбой, которую они оба, мужчина и женщина, для себя избрали. Он учёный, который открыл способ уничтожения любой части человечества по его воле и желанию, он играл с Божественным огнём и навлёк беду на себя. Моё открытие – энергия, которая движет моим кораблём, – энергия, которая является жизненным элементом всех обитателей Золотого Города, – та же самая, что и его! Но я использую её для здоровья и движения, прогресса и мощи, а не для уничтожения любой живой души! Одним ошибочным шагом он навлёк смерть и несчастье на сотни беспомощных людей, и это преступление обрушилось и на его голову. Девушка Манелла не имеет злых намерений, она просто любит! Её любовь несвоевременна, но она тоже навлекла на себя свою судьбу. Вы работали, как и я, вместе с силами вселенной, а не против них, как это делает мир; и мы стали тем, что мы есть и чем ещё будем. Нет иного пути, кроме как вперёд или назад, вы это знаете! – Тут она встала с колен и предстала перед ним лёгким, воздушным созданием в окружении мягкого сияния и во всей своей эльфийской прелести. – И вы должны выполнить её желание и моё!
Он тоже встал и выпрямился – благородная фигура мужчины с гордой физической красотой, которая, казалось, скорее принадлежала к классическому веку, чем к нашему.
– Да будет так! – сказал он. – Я исполню все ваши приказы до последней буквы! Могу ли я только заметить, что ваше благородство по отношению к Джулио Риварди несколько неуместно? Обеспечить его до конца дней – это, конечно, выглядит слишком благородно! Неужели он заслужил такую щедрость из ваших рук?
Она улыбнулась.
– Дорогой отец Алоизус, Джулио лишился из-за меня своего сердца! – сказала она. – Или того, что он им называет! Он достоин некоторой компенсации за такую потерю! Он жаждет восстановить свою древнюю римскую виллу, так что когда меня не станет, не останется никаких препятствий для его художественной работы – я оставляю ему средства для этого! Надеюсь, что он женится, для него это лучший выход!
Она повернулась, чтобы уйти.
– А ваш «Палаццо де Оро»?..
– Превратится в обитель для жертвенной любви! – отвечала она. – Он не мог бы послужить лучшей цели! Это была моя мечта, я люблю его и его сады, и я бы постаралась прижиться в нём, если бы не обнаружила тайну вечной жизни! – Она помолчала, затем добавила: – Завтра утром вы придёте?
Он кивнул.
– Завтра!
Попрощавшись, она ушла. Он наблюдал, как она уходила, слушая звон колоколов в часовне, призывающий к Вечерне, и на секунду поднял глаза в молчаливой молитве. Свет вспыхнул, устремляясь вниз, играя на его руках, как золотая рябь; и он стоял неподвижно, ожидая и слушая. Голос прилетел по Лучу:
– Ты всё делаешь хорошо и правильно! – сказал он. – Ты освободишь теперь её от груза притворства тем, кем она не является. Она из Новой Расы, и дух её продвинулся слишком далеко, чтобы страдать от тягот и материализма Старого поколения. Она заслужила всё, что познала и для чего работала: вечную жизнь, вечную красоту, вечную любовь! Ничто теперь не удержит её!
– Ничто! – ответил он.
Луч ослабил своё сияние и постепенно растворялся, пока полностью не исчез; и дон Алоизус с сосредоточенным выражением святого и провидца вошёл в часовню, где уже собралась его братия, и запел вместе с ними:
«Велики дела Господни; изысканы во всём желания Его!»
Следующее утро, осиянное солнцем, увидело самую странную из всех свадебных церемоний; ту, которая, без сомнений, стала редчайшей, если вообще когда-либо виданной среди людей. Манелла Сорисо, бледная как белая лилия, с прекрасными тёмными волосами, украшенными единственным вкраплением оранжевого цветка из сада, стояла, дрожа, позади постели, на которой лежало вытянувшееся, неподвижное тело когда-то энергичного, бросившего вызов всему миру Роджера Ситона. Его глаза, широко распахнутые и глядевшие в бесконечность, были как тусклые камешки, замершие на лице, неподвижном и жёстком как глиняная маска, и только его равномерное дыхание свидетельствовало о жизни. Жалостный взгляд Манеллы на эту руину человека, которому она посвятила своё сердце и молодую красоту, мог бы растрогать даже каменное изваяние до ответной дрожи, но ни единого проблеска ответного выражения не появлялось на застывших чертах этой ужасной, падшей колонны человеческого самодовольства. Позади постели рядом с Манеллой стоял Марко Ардини, пристально глядя и страстно желая отметить хотя бы дрожь тела или движение мускула; и около него леди Кингсвуд, напуганная и всё же восторженная это сценой и переживающая за Моргану, которая выглядела как статуя и была задумчива как маленький ангел, прислуживающий дону Алоизусу. Он в своём священническом облачении читал брачную службу с мягкой, торжественной интонацией, сам отвечая за жениха; и, взяв руку Манеллы, он вложил её в ладонь Ситона, соединив их вместе: одну – такую податливую и тёплую, и другую – жёсткую как мрамор, и надел золотое обручальное кольцо, поданное Морганой, на палец невесты. Когда он перекрестил их и высказал последнее благословение, Манелла упала на колени и прикрыла лицо. Последовала напряжённая тишина, Алоизус положил руку на её голову:
