– Господь да поможет и да благословит тебя! – торжественно произнёс он. – Только Божественная помощь может придать тебе сил, чтобы вынести груз, который ты на себя приняла!
Но при этих словах глаза её засияли величайшей радостью.
– Это не груз! – сказала она. – Я молилась о том, чтобы стать его рабыней, и теперь я его жена! Это даже больше, чем я могла мечтать! Поскольку теперь у меня есть право о нём заботиться, и никто не сможет нас разделить! Какое счастье! Но я не стану злоупотреблять его состоянием – нет! Святой отец, я клянусь перед всеми и перед святым распятием, что если он поправится, то никогда не узнает! Я сразу же оставлю его без единого слова, и он решит, что я его наёмная слуга, или скорее он даже вообще не станет думать обо мне, потому что я уйду туда, где он меня никогда не найдёт и будет свободен, как прежде! Я скорее убью себя, чем дам ему знать о себе!
Она казалась по-королевски прекрасной, лицо её сияло гордостью и любовью души; и, пользуясь её вновь обретённой привилегией жены, она наклонилась и поцеловала бледное лицо, лежавшее как лицо трупа на подушке перед ней.
– Он бедное, раненное дитя! – пробормотала она нежно. – Но я буду о нём заботиться! Доктор скажет мне, что делать, и всё будет исполнено! Я ничего не упущу, а что касается денег, то у меня их нет, но я буду работать…
Моргана положила руку ей на плечо.
– Дорогая, не думай об этом! – сказала она. – Ты пока что останешься здесь, а я вскоре отправляюсь в путешествие, так что ты с леди Кингсвуд будешь заботиться о моём доме до моего возвращения. Будь счастлива! У тебя будет всё, что пожелаешь для него и для себя. Профессор Ардини теперь переговорит с тобой и всё объяснит, идём…
Но Манелла внимательно смотрела на лежащую фигуру на постели – она заметила, что его серые губы двинулись. С пугающей неожиданностью жёсткий голос сотряс воздух:
– Войн больше не будет! Не может быть! Это я говорю! Я властелин мира!
Она отпрянула и задрожала, слабое рыдание сорвалось с её губ.
– Идём! – опять сказала Моргана и мягко потянула её за собой. Оранжевый цветок выпал из её волос, когда она двинулась, и дон Алоизус, наклонившись, подобрал его. Марко Ардини заметил это действие.
– Вы сохраните его как память об этом странном браке? – спросил он.
– Нет, – и дон Алоизус коснулся ароматного цветка своим распятием, – я положу его, как молитвенное прошение, на алтарь Мадонны!
* * * * *
Около двух недель спустя, жизнь в «Палаццо де Оро» вошла в привычное русло порядка и рутины. Профессор Ардини выбрал двоих компетентных человек, разбиравшихся в хирургии и медицине, чтобы наблюдать за Ситоном со всем тщанием научного ухода, а сам взял на себя ответственность регулярно навещать пациента и докладывать о его состоянии. О женитьбе Ситона на Манелле Сорисо было кратко объявлено в европейских газетах, а также телеграфировано в американскую прессу; сенатор Гвент стал одним из первых, кто прочёл об этом событии к своему огромному удивлению.
– Он практически стал святым, в конце концов! – проговорил он сам себе. – И красота победила науку! Я дал девушке добрый совет – сказал ей выйти за него, если сможет, и она это сделала! Я гадаю, как им удалось спастись от землетрясения? Может быть, он предчувствовал его! Так-так! Смею предположить, что скоро я их здесь увижу, думаю, что они проводят свой медовый месяц у Морганы. Любопытное дельце! Хотел бы я знать всю его подноготную!
– Вы слыхали, что Роджер Ситон женился? – так спрашивали его все, кто его знал, особенно в сверкающем обществе бабочек, порхавших вокруг Лидии Герберт, которая в эти первые дни своего замужества выжимала всё, что только могла, из своего миллионера. – И не на Моргане! Подумайте только! Какое разочарование для неё! Уверена, что она его любит!
– Я тоже так думал, – осторожно отвечал Гвент, – и он её тоже! Но кто знает…
– Нет, никто не знает! – рассмеялась благородная Лидия. – Бедняжка Моргана! Промахнулась на охоте! Но она так богата, что это неважно. Она может женить на себе любого.
– Замужество ещё не всё! – заметил Гвент. – Для кого-то оно может оказаться раем, но для других…
– Худшим местом! – согласилась Лидия. – И Моргана не похожа на обычных женщин. Я гадаю, чем она занята и когда мы вновь её увидим?
– Да, я тоже гадаю! – расплывчато ответил Гвент. – И тема разговора переменилась.
У них появилась бы гораздо более необычная причина для «гадания», знай они хоть отчасти тот образ жизни и намерения этой странной, полудуховной женщины, которую они считали не более чем обычной смертной, движимой теми же эфемерными целями и желаниями, что движут и прочими грубыми светскими людьми. Кто, даже среди учёных, привычных к изучению процессов эволюции личинки в прелестную радужную бабочку и к превращению обычных сорняков в изысканные цветы совершенных форм и прекрасного цвета, копнёт достаточно глубоко, чтобы понять простую способность превращения в человеческий организм, самостоятельно натренированный на то, чтобы так эволюционировать и развиваться? Кто в это время суток, даже при ежечасных ярких озарениях лампами научных исследований, возвратится к прошлым теориям людей, подобных де Габалису, который постановил, что существа в процессе тонкой эволюции и формирования и известные как «элементали», питали своё развитие в более тонкое существование силой радиации воздуха и огня, могут жить среди нас неузнанными, и всё ещё продолжая свой путь прочь от низости к возвышенности, от безразличия, от мирской любви, от удовольствий и суждений и стремясь только к вечной жизни? Подобные верования годятся только в качестве материала для насмешников и иконоборцев, тем не менее они могут оказаться истиной и могут в конце посрамить насмешки материалистов, которые сами по себе ничто, всего лишь серая тень, создаваемая великим светом.
Удивительнейшие драматические события как-то неловко успокоились, и, таким образом, дни в «Палаццо де Оро» протекали спокойно своим чередом; Манелла, которая обосновалась там и стала известна как прекрасная синьора Ситон среди жителей маленьких окрестных деревень, которые постепенно приходили к пониманию беспомощного состояния её мужа и соответственно жалели её. Леди Кингсвуд согласилась оставаться в качестве подруги и покровительницы при девушке так долго, как это будет угодно Моргане; на самом деле у неё не было желания покидать прекрасный сицилийский дом, который ей так посчастливилось отыскать и где к ней относились с такой добротой и уважением.
В деньгах не было ни недостатка, ни стеснений, чтобы выполнять все намеченные планы, и Манелла была слишком простой и примитивной по своей натуре, чтобы спрашивать о чём-то, что её «маленький белый ангел», как она звала Моргану, предлагал или приказывал. Бесконечно благодарная за любовь и заботу, оказанные ей, она уступала в том, что считала методами возможного лечения разрушенного человека, с которым связала свою жизнь.
– Если он поправится, совсем-совсем поправится, – говорила она, поднимая свои прелестные тёмные глаза, – то я уйду и отдам его тебе!
