И она действительно имела в виду именно это, не думая ни о чём другом, кроме как сделать своего возлюбленного счастливым.
В это время Моргана объявила о своём намерении предпринять ещё одно воздушное путешествие на «Белом Орле» – к большой радости Джулио Риварди. Получив её приказ приготовить чудесный корабль для долгого полёта, он и Гаспар энергично работали для того, чтобы предусмотреть каждую мелочь. Если раньше он испытывал чувство страха по отношению к возможностям огромного судна, управляемого энергией, тайну которой знала одна только Моргана, то теперь он был исполнен уверенности и доверия и так ей об этом и заявил.
– Я рад, – сказал он, – что вы покидаете это место, где вы связали тех людей, которые мне представляются несоединимыми. Этот ужасный человек, который кричит: «Я повелитель мира!» – ах, Мадонна! – я работал над вашим дворцом не ради подобного жителя!
– Я знаю, – спокойно отвечала она, – я тоже не намеревалась взваливать на себя столько забот. Я мечтала об этом месте, как о приятном доме, в котором стала бы жить одна! А вы говорили, что мне будет скучно! Помните?
– Я сказал, что это место для любви! – ответил он.
– Вы были правы! Любовь населяет его – любовь самого чистого, самоотверженного характера…
– Любовь, ставшая жестоким мученичеством! – возразил он.
– Верно! – и глаза её засияли странным блеском. – Но любовь, какой мир её знает, никогда не бывает иной! Да, не хмурьтесь, друг мой! Вы никогда не наденете её тернового венца! И вы рады, что я улетаю?
– Да, я рад, что у вас будет шанс, – сказал он. – Ваша постоянная забота и беспокойство об этих спасённых людях, должно быть, вас утомила до безумия. Вы познаете радость свободного полёта через пространство, и корабль находится в идеальном состоянии; он понесёт вас как ангел по воздуху!
Она улыбнулась и подала ему руку.
– Добрый Джулио! Вы такой романтик! Вы говорите об ангелах, а сами в них не верите!
– Я верю в них, когда вижу вас! – сказал он со всей порывистостью итальянской галантности.
– Как мило с вашей стороны! – и она отняла руку от его слишком страстного пожатия. – Мне жаль, что я не могу правильно принять столь очаровательный комплимент!
– Это не комплимент, – истово заявил он. – Это правда!
Её глаза смотрели на него с задумчивым добродушием.
– Вы то, что некоторые люди называют «добрым парнем», Джулио! – сказала она. – И вы заслуживаете большого счастья. Надеюсь, так и будет! Я хочу, чтобы вы настолько преуспели в жизни, чтобы смогли восстановить вашу огромную древнюю виллу до её прежней красоты; я также хочу, чтобы вы женились и создали большую семью, – здесь она слегка рассмеялась, – семью с сыновьями и дочерьми, которые будут вам благодарны и не растратят впустую ни одного вашего пенни, хотя это как раз современная манера сыновей и дочерей. – Она замолчала, улыбаясь его угрюмому выражению. – Так вы говорите, всё готово? «Белый Орёл» готов взлететь?
– Он покинет ангар по первой команде, – отвечал он, – как только вы установите двигательную энергию!
Она кивнула с пониманием и задумалась на секунду.
– Приходите ко мне послезавтра, – сказала она, – вы тогда получите мои указания.
– На этот раз полёт будет долгим? – спросил он.
– Не таким долгим, как в Калифорнию! – отвечала она. – Но довольно длинным!
На этом она его оставила. И он отправился в ангар, где «Белый Орёл» стоял, готовый к старту, дрожащий, как казалось, от страстной жажды движения, которая представлялась сверхъестественной или просто необычайной для простого механизма.
Следующий день неторопливо наступил. Моргана писала множество писем, сменяя это занятие случайными посиделками на лоджии за разговорами с Манеллой и с леди Кингсвуд, которые обе теперь казались привычными обитательницами «Палаццо де Оро». Она просто говорила о своём намечающемся полёте, так что они воспринимали его как нечто обычное, лишь Манелла упрашивала: «Не пропадай слишком надолго!» – с красноречивым взглядом, который усиливал её мольбу. То и дело ужасные крики Ситона разрывали тишину дома, несмотря на закрытые двери; крики, которых они притворялись, что не слышали, хотя Манелла и морщилась от боли, словно от удара кинжалом каждый раз, когда их эхо разносилось по воздуху.
И настала ночь, мягкая и прекрасная с полной луной, сиявшей на почти безоблачном небе, не считая маленьких тонких крылышек белоснежного облачка, плывущего на востоке, словно блуждающие формы птиц, которые гнались за рассветом. Джулио Риварди, выглянув из одного из богато украшенных оконных проёмов своей полуразрушенной виллы, смотрел на небо с радостным предвкушением грядущего дня, обещавшего полёт на «Белом Орле».
«Погода будет славной! – думал он. – Она останется довольной. И когда она довольна, то бывает прелестнее любой другой женщины! Она не так красива, как Манелла, но зато обладает чем-то большим, чем красота, – она очаровывает! Интересно, куда она намеревается отправиться?»
Внезапная мысль поразила его – живое предчувствие, которое появилось неизвестно откуда, – идея о том, что он позабыл о какой-то крошечной мелочи в устройстве корабля, которую его хозяйка могла заметить, но которая, конечно, подразумевает досадную забывчивость с его стороны. Он посмотрел на часы – близилась полночь. Поддавшись внезапному порыву, он решил не дожидаться утра, а пойти сразу же вниз, в ангар, и удостовериться в том, что всё на корабле было в идеальном порядке. Когда он проходил мимо ароматных кустарников и цветов в садах и за их пределами по направлению к морскому берегу, то на него произвела впечатление глубокая тишина, царившая повсюду. Всё выглядело как неподвижная картина – живой натюрморт. Проходя мимо маленького оливкового дерева, которое росло между его землями и морем, он остановился, выйдя из тени деревьев, и посмотрел наверх, где короной возвышался «Палаццо де Оро», в верхних окнах которого мерцали несколько огней, обозначая ту комнату, в которой «повелитель мира» лежал, вытянувшись в безмозглой неподвижности, ожидая вечно не спавших медицинских сестёр и жену, о которой ничего не знал и которая заботилась о нём с неотступной самоотверженностью скорее верной собаки, чем человека. Поднимаясь вверх в какой-то отстранённой задумчивости, он снова остановился, оказавшись на берегу, очарованный мечтательной прелестью пейзажа. На открытом просторе ослепительного блеска море предстало его взору тонкой сетью драгоценных камней, осторожно нанизанных на серебряные нити, и он пристально смотрел на него, как можно смотреть на «заброшенные земли фей» Китса в его очаровательных стихах. Несомненно, никогда ещё не видел он ночи прекраснее, думал он, такой совершенной в своём умиротворении. Он лениво шагал, длинная тень, в которой скрывался летучий корабль, стояла прямо перед ним, её чёрные границы вырисовывались на фоне неба, но когда он приблизился к ней, нечто заставило его резко остановиться и пристально вглядываться, словно в каком-то неописуемом ужасе, затем он бросился бежать, пока, задыхаясь, не оказался у тени, выкрикивая: «Бог мой! Его нет!»
