Все вокруг дышало каким-то сладким умиротворением и почти осязаемой грустью… Мои шаги в чужих снах были неслышны, и ворчливый дед даже не узнал, что я вместе с ним смотрела на портрет любимой.
— Покажи мне сон Цианы, — вздохнула я, заходя в туманный туннель чужих грез. В ее сне было темно, светил рожок месяца, деревья качались и скрипели от порывов ветра. Их ветви стучали друг об друга, а по небу ползли рваные облака. Вокруг было тихо, а я осматривалась по сторонам и пыталась понять, почему все такое мрачное и промозглое? От ствола огромного черного дерева отделилась маленькая женская фигурка в плаще. На траве лежал большой узел из какой-то простыни в цветочек. Внезапно фигурка встрепенулась, отбросила капюшон, а на молодом, красивом девичьем лице с большими вишневыми глазами появилась счастливая улыбка: «Игнас! Это ты?». Ей никто не ответил. Улыбка тут же померкла, плечи опустились, а девушка снова прислонилась к дереву и сползла по нему спиной.
— Один и тот же сон пятьдесят лет, — вздохнула Циана, обнимая себя. — Один и тот же…
— Он придет, — внезапно прошептала я, а она осмотрелась по сторонам. Почему-то я была уверена, что он придет. — Сегодня он придет…
Девушка вскочила на ноги и стала оглядываться по сторонам. Ветер зловеще выл, а огромный дуб прятал под сенью темных ветвей бесстрашную девушку.
— Кто это сказал? — с надеждой шептала она в темноте. — Мне точно не почудилось?
Циана вертела головой и прислушивалась, а я уже шла в чужой сон розовым туманом, видя на горизонте всю ту же белую скамейку и одинокий силуэт. Я подошла и схватила его за руку, потянув за собой.
— А! Вот и ты! — усмехнулся молодой мужчина, послушно вставая со скамьи. — Нашла меня! Сколько тебя можно ждать?
Я уверенно вела его по дороге, которая сама появлялась под ногами и вела куда-то в розовую дымку.
— Ну что, костлявая! — усмехался Игнас, послушно идя следом. — Зову тебя, зову, а ты вон аж когда пришла!
— Да не костлявая я! — обиделась я, вспоминая о паре — тройке лишних килограмм.
— Шутишь, безносая? Ну-ну, шути! Тебе, безглазой, поди, все равно! — по-старчески ворчал Игнас, а у меня закрадывались подозрения, относительно искренности рыданий на его предполагаемых похоронах настрадавшихся родственников. — Что ж ты меня стороной обходила? Что ж ты меня полвека горевать заставила?
Я тащила его в тумане и скрипела зубами, глядя, как туман начинает рассеиваться. Послышался знакомый зловещий скрежет веток в промозглой темноте. Гордый у нас мужик! Не пришел, не поговорил. Проще пятьдесят лет сидеть и щеки дуть ворчливым хомяком.
— Циана ждет тебя в этой обители скорби, — зловеще прошептала я. Но тут Игнас схватил меня за руку. Он упал на колени, прижался губами к моей невидимой руке и стал целовать ее.
— Нет! Только не ее! Умоляю! Не надо! — задыхался и кричал перепуганный Игнас, цепляясь за меня и умоляя.
— Не забирай ее! Меня возьми! Меня! Забери меня вместо нее! Что угодно проси, все сделаю! Пусть она живет! — рыдал Игнас, целуя мою руку. — Пусть моя Цианочка живет.
— В ночь перед замужеством она бросила тебе записку, в которой написала, что хотела сбежать с тобой, но твоя мать порвала бумажку, пока ты спал… И Циана уже много лет ждет тебя возле того дерева… — пояснила я, глядя, как Игнас ползает вокруг меня на коленях. — Если завтра, когда проснешься, не явишься к ней цветами и разговором, то заберу ее!
Туман рассеялся, а Игнас застыл, уставившись в темноту. Я отпустила его руку и смотрела невидимкой, как от дерева отделяется фигурка, как с нее слетает капюшон, как она бежит, крича от радости, а ее подхватывают мужские руки и кружат в воздухе.
— Пришел, пришел, — покрывала поцелуями лицо любимого счастливая Циана, визжа от счастья, когда ее снова закружили в воздухе. — Пришел! Какое счастье!
Она плакала, прижималась к нему, кусала губы, а у Игнаса по щеке текла прозрачная слеза. Ворчун гладил ее волосы и целовал макушку, тяжело дыша. Небо светлело, старый дуб розовел, сухие ветки покрывались листьями, а вокруг них на ярко-зеленой траве расцветали цветы… Ветер обрывал их лепестки и уносил в нежно-голубое небо. Впервые вижу, чтобы дуб цвел белыми цветами, но это ведь сон? Во сне все возможно!
Влюбленные обнимались, целовались, плакали, а я смотрела на людей, которые прожили не в разных мирах, не в разных частях света и даже не в разных городах на разных улицах, а в соседних домах, которые почти соприкасаются дырявыми крышами, но так и не нашли в себе смелости просто поговорить и объясниться.
— Эх, — вздохнула я, глядя на то, как они шепчутся и обнимают друг друга. — Напоминаю! Завтра Игнас идет с цветами в соседний дом!
— Кто это? — подняли головы влюбленные, а я медленно уходила, покидая их. Цветы раскрывались, а с цветущего дуба опадали лепестки. «Один раз в год дубы цветут», — мурлыкала я, глядя на них.
— Снова этот голос! — прошептала Циана и зябко прижалась к любимому. — Я его уже слышала! Он сказал мне, что ты придешь…
— Не бойся. Ничего не бойся, — Игнас прижал любимую к себе крепче, но она подняла глаза и улыбнулась сквозь слезы.
— Я столько лет тебя ждала, что мне уже ничего не страшно, — по щекам Цианы потекли слезы, а она уткнулась ему в плечо. — Ничего не страшно. Главное, что ты пришел.
В траве появилась дорога, ведущая к маленькому и уютному домику, утопающему в сочной зелени. Он был таким славным, таким милым, что я невольно залюбовалась им.
— Рано, — прошептал Игнас, глядя на волшебную дорогу. — Слишком рано… Но до чего же он красив!
— Это наш домик, — мечтательно прошептала Циана, а ласковый ветер трепал ее плащ. Забытый узелок обрастал сочными травами. Даже сквозь небрежную заплатку пробивались ростки неведомых цветов, которые тут же распускали разноцветные лепестки. — Мы туда обязательно уйдем, но не сейчас… Чуть позже… Только держи меня за руку, а то мне будет страшно… Крепко держи…
— Ты же говорила, что ничего не боишься? — усмехнулся Игнас, а я осторожно покидала чужой сон. В сердце лелеялось славное и теплое чувство, которое хотелось пронести всю жизнь. И передать по наследству!
— Так! — я дернула головой и шмыгнула носом, пытаясь отогнать флер романтики и вернуться в прежний деловой настрой. — Как там мои храмы?
Зеркало показало храм, который восстанавливали из руин со скоростью, которая поражала воображение. Толпа зевак смотрела, как строители поднимают глыбы розового мрамора, как восстанавливают магией колонны, как каменщики полируют плиты, а вокруг летит мраморная крошка.
— Храмы богине любви то строят, то сносят! То снова строят! Деньги девать некуда! Лучше бы мне дал! — сплюнул какой-то хмурый облезлый мужик и сунул руки в дырявые карманы. Горожанин шел по улице хмурый, насупившийся и злобный, недовольным взглядом провожая прилично одетых прохожих.
За ним увязался большой и грязный козел с веревкой на шее. Я посмотрела на новую пару, которая идеально друг другу подходила и сделала вид, что это вовсе не я.
