— Богинечка, милая… Ёптить! Капец-капец-капец! — та самая молодая жрица, которой я не досчиталась сегодня утром, целовала лепесток и плакала. — Прошу тебя… Спаси…
Другие девушки сидели молча в своих клетках. Лохматая и грязная женщина сидела, привалившись головой к прутьям клетки, и смотрела на разбитую глиняную миску, которая валялась черепками среди соломы… Еще одна, коротко стриженная, покачивалась и тяжело вздыхала, а по ее щеке катилась слеза. Да их тут десятки!
— Прошу тебя! — взмолилась моя жрица, припадая лицом к ржавым прутьям. — Умоляю… Спаси нас…Забери нас отсюда!
— Зря молишься, — послышался хрипловатый женский голос из полумрака. — Никто не придет… Твоя богиня тебя бросила… Я — бывшая верховная жрица богини Судьбы! Меня тоже когда-то похитили из храма… Что ты знаешь о богах, детка? Ничего ты про них не знаешь… Бог Войны постоянно стравливал людей. Войны вспыхивали одна за другой и не прекращались, перемирия нарушались, переговоры срывались… Дары текли к Богу Войны золотой рекой. Даже короли стояли на коленях в его храмах, чтобы выиграть очередную битву, пока их слуги несли золото и драгоценности. А твоя богиня любви наживалась на тех, кто приходил в ее храм, чтобы вымолить жизнь родных и близких. Она говорила Богу Войны, кого пощадить. Чем богаче был дар, тем больше шансов, что человек, за которого молятся — выживет… И тогда моя богиня, богиня судьбы воспротивилась богу войны, решившему вершить судьбы единолично… За это он пришел в ее священную обитель. Перед тем, как ее забрала богиня смерти, богиня судьбы успела отдать одному смертному его судьбу, начертав ему отомстить за нее и за тысячи людских жертв… Она предрекла ему, что именно он станет убийцей бога войны. Но твоя злобная, алчная и безумная богиня наслала на избранника судьбы страшное проклятие… Дитя мое, скажи мне честно, ты до сих пор веришь в то, что богиня любви тебя спасет?
— Неправда! Я не знаю, какой она была раньше, но сейчас она добрая и справедливая! — рыдала моя жрица. Ее губы дрожали, а руки скользили по ржавым прутьям. — Я верю в нее! Верю в то, что она поможет нам! И тогда вы все в нее поверите!
— Ну что ж… Верь… Никто не запрещает! — усмехнулся голос из темноты. — Да раньше сбудутся все мужские обещанья, чем твоя богиня пошлет кого-нибудь за тобой! Не сама же она сюда явится?
Хорошо! Сейчас я им организую праздник жизни!
— Зеркало! Дай мне имена всех культистов! — потребовала я, гадко потирая руки. Ничего-ничего, скоро девушек отпустят за ненадобностью!
— У них нет имен, — мрачно ответило зеркало, а я смотрела на полный зал благодарных слушателей самой оптимистичной проповеди на свете. Одна я не справлюсь, это точно!
Картинка дернулась, поплыла, а потом показала колоны из розового мрамора, мою безрукую статую и перепуганных жриц, которые снова жались друг к дружке, глядя на длинную тень, простиравшуюся по полу от выломанной двери до подножия моей несчастной статуи.
— Странно, храм разрушен, а я в этом не участвовал? Как я мог такое пропустить! Я устал ждать! Где она? — послышался знакомый голос, а девичья память намекнула мне, что богиня бессовестно провалила явку на свидание. Я задумчиво посмотрела на высокую фигуру в черном. «Я готов убивать за одну твою слезинку!», — пронеслось у меня в голове. А готов ли он сдержать слово?
— Ее похитили, — мрачно сообщила я, пуская в храм луч розового света. — Культисты, которые ночью разграбили храм. И сейчас она сидит в клетке, в темном подземелье… В горной крепости…
Могу показать точку на карте и даже нарисовать маршрут! «После темного леса поверните левее! Перестройтесь в левый ряд!», — пронеслось у меня в голове. Нужно помнить о том, что сейчас я — богиня! Злобная, нехорошая богиня, которая удерживает бедную несчастную девочку. А то мне кажется, что он что-то заподозрил.
— Неужели ты испугался? — язвительным голосом спросила я, глядя на непроницаемое лицо. Я видела, как его брови на секунду сошлись вместе, поздоровались и снова разошлись.
— Итак, я диктую условия, — спокойно произнес Эзра, едва заметно усмехаясь. — Как только я освобождаю ее, мы будем вместе. Ты меня поняла?
Подскажите мне, а какая форма правления царит у нас, в Империи? Я пристально посмотрела на диктатора, понимая, что нужно как-то изворачиваться!
— Если ты справишься в одиночку, то заберешь ее навсегда! А если с отрядом или войском, то вы будете просто видеться, — выкрутилась я, нервно сглатывая. — Учти, их там сотни!
Вот скажите мне, какой дурак пойдет туда в одиночку? Сейчас он соберет войско, они дружненько выдвинуться в поход, героически разнесут там все, а потом с победой вернуться обратно! План прост, как все гениальное! Теперь сталось выяснить, когда я успела положить сверху на совесть отсутствующий у меня от природы орган?
Эзра не проронил ни слова, а потом развернулся и пошел прочь. Лепестки тянулись за его плащом, а он спустился вниз по белоснежным ступеням храма, где его ждала свита.
Что? И все? А как же «по коням»? А где же «любимая в опасности»? Где армия, штурмующая цитадель? Где все это? Погодите! Я прильнула к зеркалу, глядя на то, как ему подводят его жуткого коня.
— Ваше Величество? Что-то случилось? Будут ли указания? — учтиво заметил один из слуг, отвесив поклон.
— Нет. Все в порядке. Возвращаемся я во дворец, — спокойным и равнодушным голосом заметил Император, проходя мимо и черной птицей взлетая на огромного, вороного коня, который заржал и встал на дыбы под седоком.
— Мы слышали, что храм богини любви вчера ограбили! — сообщил один из стражников. — Поговаривают, что похитили какую-то девицу! Одну или две, точно не знаем!
Император молча посмотрел на него мертвым взглядом. Рыцарь понял, что с новостями он опоздал, поэтому тут же умолк, опустил голову и оседлал своего коня. Кавалькада спокойно, как ни в чем не бывало, направлялась к дворцу. Народ расступался, вежливо кланяясь, провожая процессию взглядами до самих дворцовых ворот.
Я медленно опустилась в кресло, чувствуя, как внутри что-то оборвалось. Вот и вся любовь. Грош цена его обещаниям! Я поджала ноги, завернулась в одеяло и … заплакала, как ребенок, обнимая дрожащие колени. Может, он мне не поверил? Я с надеждой бросилась к молчащему зеркалу, а потом отдернула руку.
— Да я убивать готов за одну ее слезинку! — передразнила я, глядя на свое отражение. — Да я растерзать готов за одну соплинку! Одна слезинка — еще не смерть, еще не смерть, одна соплинка — еще не дождь!
Зеркало показало храм, в который мужик вел упирающуюся козу. Старшая жрица подошла к нему и гордо сообщила, что богиня принимает пожертвования трусами и едой. «А я что принес? Пусть козу зарежет! Мясо — это ж еда? Еда! Шкуру снимет, трусы себе из нее пошьет! Она что? Не баба что ли? Мое дело пожертвовать. Пустите, мне нужно с ней поговорить! Меня жена бросила!».
Я убрала эту картинку, слыша, как в храме все еще перепираются и спорят. Нужно успокоиться и придумать, как познакомить бедных пленниц с богиней любви, а похитителей — с богиней содрогания!
