Рука схватила первую попавшуюся книгу с полки. На пестрой обложке слиплась влюбленная пара — мужик с голым торсом и хрупкая девушка, связанная веревками. «Мой похотливый похититель».
«Джонатан скакал к любимой заложнице три дня и три ночи! Как только он узнал о том, что ее похитили разбойники, он тут же бросился в погоню. Через три дня он наконец-то нашел коня, и продолжил свой путь!».
Я всхлипнула и перелистнула еще несколько страниц.
«Вся одежда Джонатана сгорела при пожаре. Он стоял в рваных штанах и смотрел, как догорает особняк. «Мне холодно», — прошептала Анна, глядя на снег. Джонатан, как истинный мужчина, снял и накинул ей на плечи последнюю одежду. «Это — конец!», — грустно произнес он, опустив глаза, а Анна посмотрела на него и заплакала. Конец первой книги».
Молитва от неразделенной любви была прочитала мною сорок раз, а я расхаживала по комнате, пиная бумажный ком моих поэтических нервов. Пока мозги пытались разработать мало-мальски приличный план по спасению девочек, сердце упрямо верило и надеялось, не желая слушать верхние полушария!
Зеркало показывало мрачное и сырое подземелье.
— Прекрати молиться! Ненавижу богиню любви! — кричала одна девушка, раскачивая прутья клетки. — Я здесь из-за нее очутилась! А как красиво ухаживал! Цветы каждый день дарил! Если бы я знала, что никакой он не купец! Пригласил прогуляться за город, а я, дура, и пошла!
— И украшения дарил! Говорил, что буду его единственной! Что на руках носить будет всю жизнь! — всхлипнула ее соседка, обнимая колени — Замуж звал… И под луной гуляли, и маме с папой он понравился! Говорили, хватай, доченька, а то другая заберет! А мы внуков хотим…
— В любви клялся… Говорил, что никогда не расстанемся, — прошептал еще один женский голос. — И родителям обещал меня беречь…
— Богиня любви не виновата! — внезапно закричала моя жрица. — Вы говорите неправду! Богинечка, милая… Спаси нас…
— Дитя мое, они же не только жриц похищают! — послышался вздох, и чуть хрипловатый, уже знакомый голос произнес. — Культисты частенько выходили в город, искали доверчивых девушек, красиво за ними ухаживали, просили даже их руки у счастливых родителей. А потом, когда девушка соглашалась, ее везли сюда. Иногда даже и руки не просили… Кто ж мог подумать, что молодой, красивый, заботливый и нежный, который сыплет деньгами направо и налево, чтобы осчастливить любимую, привезет ее не в загородный дом, не поместье, а в подземелье… И вместо пуховых перин и кучи слуг, ее будет ждать клетка с соломой…
— Богинечка, милая, — шептала моя жрица, сложив ручки на груди. — Я не слушаю, что мне говорят. Я верю, что ты поможешь…
Все! Я так больше не могу!
— Открой мне путь туда! — прошептала я зеркалу, ведя рукой по картинке. — И сделай невидимой.
За моей спиной послышался странный шум. Я обернулась и увидела, как из шкафа вываливается груда старого хлама, с ноги затрамбованного внутрь, а сверху блестит маленькое зеркальце с ручкой.
— Зеркало, а зеркало, — прищурилась я, глядя вредное зеркало с подозрением. — А я могу возвращаться сюда даже при помощи маленьких зеркал? Совсем крошечных?
— Любовь — это отражение человека. Все, в чем вы отражаетесь, способно привести вас в ваш храм. Достаточно даже ос… ос…, - произнесло зеркало. По зеркальной глади пробежала сеть жутких трещин, оно икало, кряхтело, стонало, а потом успокоилось.
Мрачное, сырое подземелье встретило меня промозглой прохладой и ужасным запахом. В углу кто-то надрывно закашлялся, а кашель гулким эхом разнесся по каменному мешку. В кармане моего платья было зеркальце, а я искренне надеялась, что сумею вернуться обратно в любой момент.
— Богинечка, миленькая, — хныкала моя жрица, а я подошла к ней, присела рядом и погладила по мокрой от слез щеке. Она вздрогнула, а мне на руку скатилась новая слеза.
— Не плачь, — прошептала я, утешая ее. Сколько раз я видела ее в храме, но так и ни разу не говорила с ней. — Я что-нибудь придумаю…
— У вас голос другой… Когда вы говорите из статуи он такой… такой… другой. Холодный и странный, — прошептала жрица, а ее глаза просияли радостью. — А на самом деле он теплый… Спасибо… Спасибо вам… Злая женщина говорила, что мы для богов — просто пылинки…
Я гладила ее по голове, а девушка прильнула к моей руке.
— Как твое имя, пылинка? — негромко спросила я, чувствуя, как на руку стекает слезинка.
— Леора, — прошептала девушка и улыбнулась сквозь слезы. Она не видела меня, но чувствовала мою руку. — Вы пообещали мне настоящую любовь, если я буду служить вам верой и правдой… Меня хотели выдать замуж за какого-то богатого купца из другого города. Мой отец был торговцем, и он пообещал мою руку своему компаньону. Я не хотела выходить замуж за человека, которого никогда не видела! Я мечтала, что в моей жизни будет настоящая любовь… И в ту ночь, когда плакала в подушку, я услышала ваш голос… Но он был другой… Вы сказали, чтобы я пришла к вам в храм… И тогда вы дадите мне настоящую любовь… Я сбежала из дома, пришла в храм и поклялась служить вам…
— Я дам тебе самую настоящую любовь, — прошептала я, утешая ее и пытаясь придумать план массового побега. — Думай о том, что скоро все будет хорошо, что ты получишь того, кого не испугает ни опасность, ни расстояние… У тебя будет самая лучшая любовь на свете…
Я медленно убрала руку, достала зеркало, прикоснулась к нему и очутилась в своей комнате.
— Так! Действуем быстро! Зеркало! Покажи мне цитадель! — решительно произнесла я, надеясь, что сумею обезвредить сотню мужиков. Нужно подумать, а вдруг их можно куда-то заманить и запереть? Почему бы и не попробовать?
Зеркало почему-то вместо цитадели показало черный лес, сквозь который мчался всадник в черном плаще. Может, это и принц, но конь меня пугал… Сердце екнуло, когда я увидела, как из капюшона выбиваются пряди черных волос и струятся на ветру. Из-под копыт летели листья и сучья, конь прыгнул через поваленное дерево, тяжело приземляясь и продолжая лететь, подстегиваемый бесстрашным седоком… Мне казалось, что мое сердце стучит в такт копытам. Грязь разлеталась во все стороны, а черный всадник летел сквозь туман, не сбавляя ходу.
— Дурак! — я зажала рот рукой и тяжело задышала. — Их там сотня! Я же предупредила!
Конь мчался во весь отпор, а всадник ловко пригнулся, пропуская ветку над головой.
— Нужно его остановить! — паниковала я, глядя на то, как горы становились все ближе, а чудовищный конь хрипел под седоком. Всадник ловко увернулся от еще одной ветки. — Эзра… Я… Я просто пошутила… Ты меня вообще слышал? Поворачивай обратно!!!
Сердце оборвалось в очередной раз, когда конь прыгнул через овраг, соскальзывая копытами и пытаясь удержать седока и равновесие на скользком склоне. Черный, разодранный плащ дернулся от порыва ветра. Открыв рот, я следила за тем, как конь резко подается вперед, а потом снова устремляется в чащу.
