— Ну, скажите! — нудили и капризничали девушки. — Не молчите! Мне красивого! А мне умного!
— Девочки, — нервно обратилась я к ним, зная, что они меня не слышат. — Если я сейчас ошибусь, то потом сами будете любовный треугольник расхлебывать. Не сбивайте, а? Будьте же людьми!
— А он красивый? Скажите, дорогая богиня! Он умеет петь? — нудило пятьдесят разнов. — Он любит цветы?
— И петь, и пить… Он все умеет! Так, кто тут просил «петь»? — я попыталась вычислить любительницу народного творчества, поскольку у меня есть отличный вариант — мужик, поющий в туалете! У него, кстати, неплохой тенор! Так, только бы не… Ай! Рука дрогнула, а я увидела любовный треугольник, состоящий из трех мужчин… Ну все, допелся в туалете кто-то! Теперь примета плохая будет …
— А как убрать? — озадаченно спросила я, понимая, что меня мучает беспощадная совесть. Могильщик, лепщик горшков и туалетный певец — отличный фатально-экскрементальный ансамбль.
— Никак… Само пройдет! Просто впредь будьте внимательней! — предупредило зеркало, а я сделала вид, что не имею никакого отношения к этому инциденту. Как вам не стыдно, мальчики! Фу, такими быть! Сколько у нас одиноких девушек осталось? Две? Отлично! Сейчас мы и вас пристроим! Ой, а у меня один мужик свободные остался. Видимо, за него придется побороться! А что? Любовь зла! Полюбишь и погонщика осла! А что? Все профессии нужны, все профессии важны!
Я включила режим света и лепестков, врубила музыку, увеличив ее громкость для пущей торжественности, а потом убавила ее, ведя пальцем по зеркалу.
— Ну что, дорогие девушки, — ласково произнесла я, глядя, как они застыли в ожидании чуда. — Скоро вы встретите того, кто в вас влюбится! Как только вы увидите его, то сразу поймете, что это — он!
Девушки визжали от восторга, прыгали, обнимались. Я улыбнулась, снова включая заунывную, но очень торжественную музыку на полную катушку. Счастливые красавицы расходились, мечтательно улыбаясь, как вдруг дверь храма открылась…
Я уже собиралась отключить зеркало, примеряя и сортируя обновки, как вдруг увидела мужской силуэт в черном плаще. Та-а-ак! Что-то в этот момент слегка тревожно съежилось, а новые трусы спали на пол.
«Ёптить!», — прошептала я, бросаясь к зеркалу.
Черный плащ стелился по полу, поднимая каждым взмахом лепестки роз. Я видела черный шлем с прибитой к ней короной, черный доспех, сверкающий, как обсидиан и слышала лязганье оружия. Чуть позади, торжественно бряцая оружием и громыхая коваными сапогами, шли такие же консервные баночки, на которые впору лепить этикетки «сайра», «сардина», «килька» и «тюлька». Но первым шел «тунец», решительно приближаясь к статуе. Я прищурилась, глядя на гостя, остановившегося возле статуи, потом посмотрела на испуганных жриц, которые спрятались кто куда.
Одним резким движением гость отбросил тяжелый плащ, поднимая вверх целый сонм лепестков, а потом гордо вскинул голову. Тунец!
— Ну что ж, маленькое привидение, — сквозь зубы процедил металлический голос. — Ну, где же ты?
Я включила музыку и свет, а через минуту по белоснежному храму разнесся мой сладко вибрирующий голос, повергая спрятавшихся за колонну жриц в религиозный экстаз.
— Ты звал меня? — спросила я, пытаясь придать голосу легкий флер загадочной надменности. Ну, правильно? Зачем ему знать, что в данный момент я сортирую трусы на три стопки, одна из которых носит условное название «чистые»!
— Ты всегда приходишь по зову? Мне кажется, что нет, — усмехнулся гость. Если честно, то он меня слегка пугает. Так, эти трусы с шелковой лентой — завязкой вполне милые, если бы не цвет переспелого помидора. Оставляем! — В свой сад и в свои покои я тебя не звал.
Кхе-кхе… А сейчас еще раз и с выражением!
— Верни указ! — процедил металлический голос, протягивая руку. — Верни мой подписанный указ, который ты забрала вместе с другими бумагами! Немедленно! Это — документ государственной важности! И можешь считать, что цветы я тебе подарил!
Я сглотнула, отбрасывая очередное платье на четыре размера больше в стопку «выбросить по тихой грусти» или «дождаться, когда поправлюсь»!
— Я не помню никакого указа! — вздохнула я, глазами пробегая по комнате. Книги стояли на полке, корешок — к корешку. Корешки меня радовали, а вот вершки книг — нет. — С чего вы взяли, что он там вообще был? Может, вы его положили в какое-то другое место? Переложили случайно…
— Ищи немедленно! Или я не стану дожидаться. Ты знаешь, на что я способен, — процедил романтик, который только что подарил мне целое море цветов. Правда, подарок нужно было нарвать самостоятельно, под покровом ночи, но, видимо, романтика это ничуть не смущало.
— Хорошо, я у себя посмотрю! Одну минутку! — деловым тоном произнесла я, понимая, что романтик шутить не любит и в цирке не смеется. Я бросилась в сторону книг, глядя на закладки. Нет, здесь нет! Я трусила каждую, в надежде, что выпадет тот самый указ, но тщетно. Воспоминания подбрасывали мне то, что все листы, на которых я писала записки, были чистыми. А вот это уже плохо.
— Ты там долго? — нетерпеливо произнес страшный голос, пока я зашла в свой санузел. Взгляд упал на стопку разорванной бумаги, бережно припрятанную на случай грядущих женских посиделок в скромном конференц-зале. «Да, дорогой! За мной не занимай!», — сглотнула я, перерывая свои запасы. Наши отношения развивались стремительно. Вот уже от цветочно-букетного периода мы перешли к указательно-наказательному! Ой, чувствую, скоро они испортятся!
Среди обрывков была какая-то налоговая ведомость, с печатью. Я скромно осмотрелась по сторонам, понимая, что акция протеста против поднятия налогов превращается в смелый одиночный пикет.
— Я спрашиваю? Ты что там притихла? — произнес подозрительный голос, а у меня по коже пробежали мурашки.
— Эм… Я в облачках ищу… И среди роз смотрю, — надменно отозвалась я, заглядывая в туалетные недра и осторожно залезая брезгливой рукой в мусорное ведро. — Ох уж эти розы! Ну и запах!
— Я жду, — прозвучал металл в голосе, пока я разрывала мусорную корзину, доставая обрезки бумаги, ленточек и сломанные цветы, которые пришлось выбросить.
— Сейчас я посмотрю свои драгоценности, — пренебрежительным голосом произнесла я, вытряхивая мусор на пол и перерывая его с особой тщательность. — Нужно проверить все дары!
Нет, а что? Или пусть все знают, что богиня сидит на полу в маленьком санузле, разрывая мусор? О! А это что у нас! На самом дне корзины лежал снулый и уже подгулявший лещ, который я бережно завернула в…
Ай-я-яй!!! Ой-е-е-ей!!!
В моих руках была почти разорванная на две части бумага, пропитанная рыбьим жиром и благоухающая так, что все коты окрестностей заинтересованно замяукали, принюхиваясь. Она сохранила лишь одно заветное и пока еще читабельное предложение: «Указ его Величества, Императора Эзры…». Я держала двумя пальцами мокрую и жирную бумажку, часть которой объявила о своей автономии в момент изъятия, шлепнувшись на пол.
