А что же с останками других королей-волшебников? Символично, что в Сен-Дени гробницы меровингских королей пусты и обозначены памятниками-кенотафами. Так принято поступать в случаях, когда тело безвозвратно утрачено, но также и из опасений, что умершие, которые не имеют могил и над которыми не были проведены погребальные и поминальные ритуалы, не находят посмертного успокоения, страдают от этого и могут мстить живым.
Первые Меровинги, великие в своих свершениях, страстях и злодействах, сменились ничтожными «ленивыми королями», «королями-бездельниками». Такими они и остались в истории. Но ведь этими именами наградил их спустя почти сто лет после смерти последнего короля Меровинга Эйнхард, способный ученый на службе у Карла Великого – одного из величайших потомков погубителя Меровингов Пипина Геристальского. Умело манипулируя историческими фактами из письменных источников, он и другие каролингские историки не только внедрили в сознание нации мысль о насущной необходимости свержения Меровингской династии, но и подвели основу легитимизации новых правителей из дома Пипинидов.
Историография Каролингов представляла ленивых королей тусклыми, незначительными, казалось, опровергающими все притязания династии на сверхспособности и божественное происхождение, вспоминая их то небрежно, то и вовсе никак. И ведь не зря четверть столетия майордомы Пипиниды упорно возводили на трон очень юных принцев, и ни один король, за редчайшим исключением, не занимал престол в совершеннолетнем возрасте. Корона обоих франкских государств венчала одну за другой детские головы. Пипин Геристальский и его потомки прилагали все усилия, чтобы народ почти никогда не видел своих правителей. Лишь в большие церковные праздники молодые монархи извлекались из своего уютного и комфортабельного заключения, где им были созданы все условия для деградации. С бородами, привязанными к еще безволосым подбородкам, одурманенные хмельными напитками, которых для них не жалели ласковые тюремщики, они послушно утверждали авторитетом Меровингов волю майордомов. Если же пьянство, разврат и чревоугодие не могли полностью подавить волю назначенного короля и у него появлялось стремление взять власть в свои руки, его постигала смерть, скорая и загадочная. Тело впавшего в безумие Хлодвига II, который «был одержим жаждой власти», обнаружили в реке; Хильдерик II вместе с супругой, принцессой из дома Меровингов, намеревавшиеся долго и справедливо править, были убиты. Та же участь постигла энергичного Дагоберта II. О смерти Хлодвига IV, умершего в тринадцать лет, неизвестны никакие подробности. Хильдеберта III, возможно, одолела болезнь, но скорее он захотел стать полноправным правителем. В заточении скончался Хильперик II, пытавшийся возвратить дому Меровингов былую мощь…
Так что насмешкой, величайшей исторической несправедливостью выглядит наречение «ленивыми» этой череды уничтоженных мечом, ядом или растлением правителей. Силен трепет перед их личностью, сильнее только ужас перед их участью.
Когда старшая ветвь Меровингов угасала, младшая линия в Аквитании удерживала наследство Хлодвига и поддерживала славу рода славными битвами с сарацинами. Глубокая, непримиримая вражда легла между ними и майордомами. Эти два соперничающих дома иногда были вынуждены объединяться против мусульман, которые опустошали Францию. Но, когда майордомы захватили трон, герцоги Аквитании отказались признать узурпаторов королями. Пипин Короткий конфисковал Аквитанию, однако его преемники предоставили ее часть бывшим правителям под именем герцогства Гаскони. Являлось ли это великодушие признанием благородства крови Хлодвига или оно было вызвано прагматичным желанием успокоить гасконцев, привязанных к древней династии? Меровингские принцы не выказали большой признательности. Их история являет собой лишь рассказ о бесконечном мятеже, постоянно возобновляемом, хотя и всегда подавляемом, что описано в Хартии Алаона – документе, достоверность которого не оспаривается.
Правление Меровингов в исторической перспективе длилось сравнительно недолго, но след оставило глубокий.
Тяжкий груз преступлений темных веков лежал на плечах Европы. Каролинги, знаменовавшие собой уходящее время патриархальных нравов, взрастили рыцарство с его жестокостью, алчностью, высокомерием, с его религией войны и грабежа. Среди недовольных ходили слухи о противостоянии официальной папско-каролингской земельной, феодальной верхушке аристократии подлинной, аристократии крови, ведущей свое происхождение непосредственно от Меровингов.
Множились рассказы о том, что Меровингский род не угас. Ведь принца Теодориха, сына последнего короля Меровинга Хильдерика, никто не видел мертвым. Эта личность просто исчезла во мраке времен, чтобы в нужный момент появиться и спасти страну и своих подданных. Неизвестна судьба избежавшего смерти от руки короля Хлотаря Хильдеберта, сына Теодориха II. Да и о возможном выживании сына святого короля Дагоберта II, Сигиберта IV, в свое время говорили очень много, а о его кончине вовсе слышно не было. Но пока Каролинги в лице своих великих представителей мощно и мудро правили франками, беря в жены принцесс, связанных кровью с домом Меровингов, не было необходимости оборачиваться назад, жалея о старой династии. И лишь когда потомки Карла Мартелла и Пипина Короткого в конце X в. пришли к вырождению, воспоминания о законных монархах Меровингах снова завладели умами и воображением франков.
Образование и культура в то время монопольно принадлежали католической церкви. Поэтому практически вся относящаяся к этому периоду информация исходит из церковных источников. Составленное близкими к новой династии клириками жизнеописание Пипина Старого до странности совпадает с рассказом о Пипине Геристальском, Карле и даже Эброине, исключая разве что смерть последнего. Те же поучительные добродетели, схожие недостатки, одинаковые чаяния и деяния. Отсутствие оригинальности приводит к падению интереса к безликим персонажам. Остальное же исчезло или было сознательно истреблено.
Поскольку от этого времени осталось ничтожно мало документов, отражение исчезнувших лет дополняется преданиями, мифами, легендами. В условиях недостатка информации всегда появляются новые трактовки малоизвестных, но будоражащих воображение событий.
Неудивительно, что имя Дагоберта II получило новую жизнь не где-нибудь, а в современной поп-культуре. Его известность стала следствием уточненного жульничества. Литературные спекулянты попытались воззвать к исторической справедливости и доказать законность притязаний предполагаемого потомства Дагоберта II на трон Французского королевства в противовес узурпаторам Каролингам и их преемникам Капетингам. Хотя эти утверждения не базируются на исторической основе и разоблачены как ложные, они в настоящее время представляют собой один из главных мифов, связанных с конспирологическими слухами, окружающими маленький французский городок Ренн-ле-Шато.
Группа мошенников под руководством мелкого служащего и предпринимателя Пьера Плантара выступила с утверждением, что династия Меровингов сохранилась до наших дней. Плантар заявлял, что аббат Пьер Плантар, бывший викарий базилики Св. Клотильды, которого он также ложно объявил родственником, составил родословную своих предков, начиная с Дагоберта II, и довел данные о выживших потомках до 18 марта 1939 года. Мистификатор утверждал, что род «длинноволосых королей» возродился через сына Дагоберта, Сигиберта IV, который, как ранее считалось, погиб во младенчестве. Называли и его убийцу: Пипина Геристальского. После Фронды были открыты некоторые документы, которые сеяли сомнения относительно судьбы наследника. Используя их, Плантар утверждал, что принцу после гибели отца в 681 году посчастливилось укрыться в «родном городе его матери» – Ренн-ле-Шато, а позже наследовать своему дяде и стать герцогом Разеса и графом де Редэ. Он принял прозвище Плант-Ар – Пылкий побег, разумеется, меровингского древа. Под этим именем и с титулом, унаследованным от дяди с материнской стороны, он вступил в брак с мифической «дочерью Христа» и продолжил род, одна из ветвей которого спустя двести лет породила Бернара Плантавелю, отца будущего герцога Аквитанского.
