Книга Седьмая печать, страница 73. Автор книги Сергей Зайцев

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Седьмая печать»

Cтраница 73

— Разве всё это не очевидно?.. Сдаётся мне, однако, ни у тех, ни у других ничего не получится. Ибо из истории мы знаем немало примеров того, что поистине великие дела вершатся исключительно чистыми руками. Ежели руки не чисты, то и дела не велики и не долговечны. Соблюдайте законность, господа! Действуйте в рамках закона и будете чисты. А коли считаете закон неправильным, предпринимайте всё, чтобы его исправить. В отечестве достаточно свободы для того, чтобы достигать своих целей гуманными, цивилизованными способами, а не посредством кинжалов и бомб. В отечестве растёт дух либерализма, и потому не сомневаюсь: назревают изменения; вот и двигайтесь в русле взглядов и методов либеральных. Что ещё вам надо! Если считаете свои цели высокими, зачем же действуете методами дикаря?.. Если считаете свои цели благородными, боритесь за них, сохраняя и облик свой благородным...

Виталий Аркадьевич сделал огорчённое лицо:

— То, что говорю сейчас вам, я и противной стороне говорю. Но они не слышат меня. Потому что не желают слышать, потому что услышать меня не выгодно им. Я вот как думаю: если даже гипотетически предположить, что у них однажды что-нибудь получится, то это не будет революция в чистом, самом благородном её смысле, а это будет переворот с низменной целью узурпации власти — узурпации в частнособственнических интересах... Они, ловкачи и плуты всех калибров, лукавят с простодушными, они выискивают в моих словах подвох, хитрости какие-то высматривают, полагают, что я где-то передёргиваю, обвожу их вокруг пальца. И всячески меня чернят, поливают грязью, даже, кажется, охотятся за мной... Ничего не могу с этим поделать, — он развёл руками. — Всем не угодишь. Всегда найдутся недовольные — не те, так эти будут грязью поливать. И печально знаменитым будешь не слева, так справа. И я не сомневаюсь уже: чтобы не стать печально знаменитым, лучше не быть вовсе знаменитым.

Анна Павловна подняла на супруга глаза и сказала не без укора:

— Не напугайте девочек, Виталий Аркадьевич.

— Девочек? — глаза подполковника сверкнули, и Наде показалось, что сверкнули они в её сторону. — Девочки наши в непростые времена живут. И думают дальше, чем мы с вами, Анна Павловна, полагаем, и ходят опаснее, чем мы, старшее поколение, им позволяем. Они закаляются. Они ищут. Они готовятся сделать выбор. А на курсах у себя, выдумаете, они шёлковые бантики завязывают, друг другу сказочки рассказывают, лирические песенки поют?.. Профессор Грубер, я слышал, держит их строго, от реалий жизни, от реалий смерти не оберегает; он заставляет их ручки по локоть в гноище совать, не за столом будет сказано, простите... Не думаю, что есть нужда их щадить, Анна Павловна. Они ещё покажут себя.

После перемены блюд Виталий Аркадьевич вернулся к своему монологу:

— А теперь вот ещё письма с требованиями и угрозами стали присылать. Вам это, девочки, знать надо. И ладно бы только мне угрожали — я бы это выдержал, я мужчина, офицер, в моей жизни всякое бывало. Но они угрожают и членам семьи. Какие-то грязные намёки себе позволяют: что кто-то в мундире в дом войдёт, а в фартуке выйдет... про подворотню ещё что-то... ну-ка, вспомню сейчас... Да бог с ним!.. — махнул Виталий Аркадьевич рукой. — Незачем и вспоминать-то эту грязь. Однако подленькие угрозы, признаюсь, сильно подействовали на меня. Я не беден духом, и дух мой восстал. И чаша моего терпения оказалась переполненной, — говоря это, подполковник пристально, изучающе (от ободряющей улыбки не осталось и следа) поглядел Надежде в лицо. — И вот, мои дорогие! Скажу я вам... Всё. Седьмая печать сорвана... сорвана...

От последних слов его Надежду так и бросило в жар. Она ощутила, что кровь мощной волной прилила к лицу, кровь ударила в голову, и оттого голова закружилась, и вдруг так же резко кровь от головы отлила, и голова закружилась ещё сильнее. Надя пошатнулась и, чтобы не повалиться со стула, крепко ухватилась руками за стол, до побеления пальцев стиснула край столешницы. Только подполковник видел, что происходило с ней, поскольку Анна Павловна с Соней в эту минуту смотрели на него, тщась сообразить, что он имеет в виду, говоря о седьмой печати, и пытаясь предположить, какие его действия последуют за сей знаковой фразой.

Подполковник, всё так же твёрдо глядя в глаза Надежде и, похоже, наслаждаясь растерянностью, смятением её, продолжал ещё что-то говорить. Но она не слышала его слов. Единственная мысль крутилась в это время у неё в сознании: «Откуда он знает про сказанное в тот день Митей?». И не давал покоя этот его торжествующий, внушительный взгляд. Мир остановился, на него волна за волной стал наплывать туман.

За шумом в ушах послышался встревоженный голос Анны Павловны:

— Ну как же! Вон у Нади уже испуг... — лицо Анны Павловны всплыло из тумана и приблизилось. — Надя, вам плохо? Да у вас обморок никак...

Надя продолжала крепко держаться за столешницу:

— Нет, нет! Всё хорошо, Анна Павловна.

— Да вы и не кушаете ничего.

— Нет, нет. Я кушала.

— Ну смотри, девонька, — как-то по-матерински ласково и заботливо сказала Анна Павловна. — A-то я Генриетту Карловну кликну. Она у нас травница известная. Травку заварит, быстро на ноги поставит...

Когда Надя пришла, наконец, в себя, «А.-Б.» уже не смотрел на неё и говорил о другом:

— Они делают хорошую мину при плохой игре. Они комедианты без чести, без совести. Они, не доверяя друг другу, выходят на контакты с филёрами и друг на друга стучат. Откуда бы мне знать, например, что некто... впрочем не буду называть имён... скажем, некто лаборант из вашей, милые барышни, Медико-хирургической академии встречался на Вознесенском проспекте, в лавке, торгующей швейными машинками, с неким, скажем, бывшим студентом технологического института, и со встречи этой домой вернулся не со швейной машинкой в саквояже? Осторожно он саквояжик нёс, чтобы не рванул саквояжик на весь проспект... Откуда бы мне это знать, дамы? А вот приоткрою вам завесу тайны. Некто, скажем, с птичьей фамилией человечек мне про это донёс. Птичка напела. Хороший каламбур, правда?..

Подполковник в этот вечер больше ни разу не взглянул на Надежду, будто её уже и не было за столом, однако много ещё он рассказал всякого — такого, чтобы убедить... как показалось Наде, убедить именно её, что комедианты они и есть комедианты, и что честь свою, как и товарищей своих и, приходится думать, идею свою, возможно великую идею, они давно и совсем не дорого продали... На сколько там сребреников Иуда согласился, на сколько с первосвященниками и старейшинами ударил по рукам? Чуть больше, чем понюшка табака.

Дневничок

« Седьмая печать ет, я не ослышалась! И я в здравом рассудке. Он произнёс те же слова, что произнёс в тот день Митя. Но откуда он знает?.. Нет, боже мой! Это сводит меня с ума! Это мистика какая-то! Это необъяснимо! Он не мог слышать. Когда Митя, униженный, раздавленный, произносил эти слова, карета уже была далеко. И стучали копыта, и скрипели полозья, и солдат ещё что-то кричал, громко щёлкал кнутом. Услышать было невозможно. И обычный смертный такого не может угадать.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация