— Отчего же?
— Я дал слово твоему отцу заботиться о тебе, беречь тебя, как родного сына. Поэтому и не даю тебе разрешения, и имею на это причины.
— Какие же, Гостомысл, скажи?..
— Много горя должна причинить тебе эта девушка...
— Горя?.. Откуда ты это знаешь? Ты никогда ни о чём подобном не говорил мне.
— Не говорил раньше, скажу теперь, так как должен предупредить... Когда ты родился, твой отец и я гадали о твоём будущем. Хочешь узнать, что мы узнали через гадание?
— Я жду...
— Самое большое горе в жизни будет тебе через девушку, которую впервые полюбишь... Глубока будет твоя сердечная рана, и во всю остальную жизнь не заживёт она...
Святогор усмехнулся.
— Что же! Если и горе, так из-за неё. Вместе с ней я готов ко всему...
— Я оберегаю тебя, — холодно молвил Гостомысл. — Исполняю клятву, данную твоему отцу... Знай, что я не только никогда не дам тебе своего согласия на брак с девушкой из рода Володислава, но если ты решишься поступить против моей воли, буду изо всех сил препятствовать тебе... Прими лучше мой совет: забудь эту девушку и выкинь из сердца свою любовь!
Слова эти были сказаны так, что Святогор не осмелился перечить дяде, но в душе всё-таки решил, что, несмотря ни на какие мрачные предсказания, жить он без Любуши не может...
14. Подарок-спаситель
Цель оправдывает средства.
Известное изречение
«
акое горе может причинить мне Любуша? Что за странное предсказание!» — размышлял Святогор после решительного разговора с дядей.
Он стал припоминать свою прошлую жизнь, своё детство.
Матери он своей не помнил, отца же видел так редко, что черты его теперь очень смутно всплывали в памяти. С малых лет он жил у дяди Гостомысла, чуть не годами не видя отца. В то время Гостомысл был совсем маленьким человеком — подстаростой в одной из пятин, приписанных к «концу» уже перешедшего в то время на новое место Новгорода.
Гостомысл всегда любил племянника, обещавшего сделаться в юношеском возрасте образцом славянской красоты.
Только когда являлся отец, образ жизни Святогора изменялся коренным образом. Целыми днями рыскали они вместе по полям и дубравам. Святогор быстро развивался и в юношеском возрасте не обманул надежды Гостомысла.
Благодаря странствованиям с отцом в юноше развилась необыкновенная страсть к свободной, привольной жизни и настолько привилась, что Святогор не променял её на душные посадничьи палаты, когда вече выбрало Гостомысла в посадники. Сколько раз дядя ни предлагал Святогору остаться у него, просьба эта мало действовала. Святогор предпочитал жизнь в лесу и на озере. Только изредка, в самых исключительных обстоятельствах, забредал он в Новгород в гости к дяде.
Куда исчез его отец, Святогор этого не знал. Знал он только одно: что между отцом и старым Володиславом давно существовала вражда. Но вследствие ли её исчез отец Святогора с лица земли славянской — никому не было известно.
Гостомысл же молчал, не открывал тайны племяннику. Тем не менее тот инстинктивно чувствовал если не ненависть к Володиславу, то, по крайней мере, сильную неприязнь.
«Уж не по этой ли причине и запрещает мне дядя стать мужем Любуши? — размышлял он, расставшись с Гостомыслом после решительного разговора. — Любуша же из Володиславова рода!»
Эта мысль навела Святогора на долгие раздумья.
«Что же нам, если была вражда между отцом и Володиславом! Мало ли чего случается! Любуша или её отец, старый Простен, в этом не виноваты. Вряд ли её любовь может причинить мне горе... Что она может дать, кроме счастья? А я ради этой любви всем пожертвую. Ушёл бы я с норманнами в варяги за море, и если бы вернулся когда-нибудь сюда, на Ильмень, то вернулся бы славным витязем. Только не оставлю я Любушу, не уйду от неё никогда. Пусть погибну здесь... Лучше смерть с ней, чем жизнь без неё!..»
Такие думы не давали покоя молодому богатырю.
— Эй, Святогор! Пойди-ка скорее сюда! — раздался поблизости голос Стемида.
Юноша обернулся и с улыбкой пошёл на зов добродушного норманна.
Тот же, ласково улыбаясь, подманивал его к себе.
— Ну что же ты? С нами? — спросил он.
Святогор покачал головой.
— Отчего?
— Не могу, Стемид! Родину бросить жалко!
— Перестань глупить... Пойдём!
— Рад бы, да не могу...
— Верно, девица какая приворожила? Оставь... Много их впереди у тебя будет... Такие ли красавицы у франков есть!
Но Святогор молчал, грустно улыбался в ответ ярлу.
— Что ж, твоё это дело! Как знаешь... А вот хочу я тебе подарок сделать — настоящий норманнский.
Стемид вытащил откуда-то, по всей вероятности, заранее приготовленную кольчугу и развернул перед глазами юноши.
— Нравится?
— Как не нравиться! Такой рубашки, пожалуй, во всей славянщине нет...
— Верно, что не сыщешь... Испытанная уже. Калёные клинки ломались! Вот тебе я её и дарю.
Святогор, обрадованный таким знаком внимания, не знал, как и благодарить норманна.
— Надень-ка! Посмотрю на новом друге старого...
Кольчуга живо была надета. Она оказалась как раз впору.
Стемид долго любовался на свой подарок.
— Ты мне жизнь тогда на Волхове спас. А кольчуга меня много раз от стрел и мечей вражеских оберегала — и тебе такую же службу сослужит... Носи!
Стемид как в воду глядел: кольчуге его скоро пришлось сослужить Святогору немалую службу.
Поздно вечером, распрощавшись с друзьями-норманнами, очень довольный подарком Стемида, оставил Святогор посадничьи хоромы. Дядя оставлял его у себя, но юноше хотелось побыть одному. Отговорившись тем, что на озере поставлены верши, он ушёл и скоро уже шагал по одному из новгородских «концов», направляясь к Волхову, где у него был оставлен чёлн.
Светила тускло луна. Город спал уже крепким сном; даже спущенные на ночь собаки молчали.
Юноша совсем уже был близко от берега; ещё несколько шагов, и он ступил бы в свой чёлн. Вдруг какая-то фигура преградила ему дорогу. Не успел Святогор опомниться, сообразить в чём дело, как внезапно возникший перед ним человек взмахнул рукой, и он почувствовал сильный удар в левую сторону груди и затем скрежет стальных колец.
Подарок Стемида спас юношу. Направленный прямо в сердце нож только скользнул по кольчуге и сломался у самой рукояти.
