Святогор с нескрываемым изумлением устремил взор на старейшинского сына.
— Что ты, Вадим? Зачем мне желать твоей погибели? На что мне нужна твоя смерть?.. Я погибал вместе с тобой и в страшную смертную минуту не оставил тебя. А ты... Подумай сам.
— Ты ненавидишь, меня, и ты должен стать виновником моей гибели!.. Ты знаешь, что я души не чаю в Любуше и поклялся, что она будет моей... Так нет же! Слышишь, моей она будет, моей! Не ты меня, а я тебя сотру с лица земли. Сам виноват, не становись мне поперёк дороги.
Святогор не переставал удивляться. Он стоял и слушал бессвязную речь Вадима и не сразу понял её. Признание старейшинского сына было для него полной неожиданностью. Он недолюбливал Вадима за гордыню, за заносчивость, но никогда его не считал соперником в любви.
— Ты не веришь нашему Перуну, ты преступаешь его заветы, потому ты и не побоялся ступить в это страшное место! — задыхаясь от волнения, говорил Вадим. — Ты послушный раб страшного волхва, потому-то ты и не страшишься его. Ты завёл меня сюда, чтобы отдать ему на растерзание... Нет, не удастся тебе это, презренный варяг. Умри прежде сам!
И прежде чем Святогор успел опомниться, его вероломный спутник выхватил из-за пазухи острый нож и как зверь кинулся к нему...
Молодой варяг инстинктивно вытянул вперёд обе руки, но не успел оборониться, и Вадим с диким, яростным воплем вонзил нож в левую сторону его груди.
Как подкошенный рухнул Святогор на траву. Удар был рассчитан верно. Вадим, вытащив нож из раны, поднял руку, чтобы поразить ещё раз своего соперника.
— Умри, умри! — говорил он. — Никогда не будет Любуша твоей.
Он уже хотел опустить руку, вооружённую ножом, как вдруг сам дико вскрикнул.
Прямо на него, озарённая яркими лучами заходящего солнца, двигалась фантастическая человеческая фигура...
Поражённому испугом вероломному убийце казалось, что две змеи выползают изо рта странной фигуры, что глаза её блещут, как раскалённые уголья, а распростёртые руки готовы принять и задушить его в своих объятьях.
— Волхв, перынский волхв! — в ужасе воскликнул Вадим и, выпустив из рук нож, кинулся бежать в лес.
22. Жрец Перуна
адим долго-долго бежал без оглядки... Ему казалось, что этот страшный волхв, так неожиданно появившийся перед ним в тот самый миг, когда он только что обагрил свои руки кровью спасшего его человека, гонится за ним по пятам.
Ветви густо разросшихся деревьев задевали Вадима, и ему чудилось, что это чьи-то цепкие руки хватают его... Ветер шелестел листвой, и в этом шелесте убийце ясно слышались злобные голоса, и лес ему казался весь наполненным ими.
Вадим бежал всё дальше и дальше, ели и сосны своими ветвями кололи ему лицо, но он не чувствовал боли, не замечал, что по лицу его струится из ран тёплая кровь...
Наконец юноша почувствовал, что дыхание у него спирается и бежать он более не в силах. Как подкошенный рухнул он на траву, ожидая, что вот-вот страшный волхв настигнет его и разорвёт в клочки.
Вдруг ему послышались невдалеке человеческие голоса.
«Всё, всё кончено, — мелькнула мысль в голове старейшинского сына. — Гибель моя неизбежна, старый кровожадный волхв настиг меня...»
А голоса раздавались всё ближе.
— Ясно слышен был чей-то крик здесь поблизости, — различил знакомый голос Вадим. — Крик этот был не криком дикого зверя, а поражённого насмерть человека.
— Вот и трава здесь помята... Сучья на елях поломаны.
— Значит, я не ошибся...
— Ищите, все ищите, обойдите всю рощу из края в край, — различил Вадим старческий голосок, который одновременно заставил и задрожать его, и обрадовал. — Найдите ослушника велений нашего бога и приведите его к нам. Мы посмотрим, кто этот дерзкий, осмелившийся нарушить заветы Перуна... Ступайте, ищите. Я буду ждать вас на этом месте...
Прошло несколько томительных, показавшихся необыкновенно долгими Вадиму мгновений. Он ещё глубже забился в траву в надежде, что люди, голоса которых он так ясно слышал, пройдут мимо, не заметив его.
По голосам Вадим ясно узнал служителей Перуна, а в распоряжавшемся поисками старике признал верховного жреца Велемира.
Юноша знал, что его ждёт, и потому появление жрецов перепугало его не менее, чем преследование страшного волхва. Как ни дружен с его семьёй Велемир, как ни уважает его отца, старейшину, всё-таки он не преступит заветов и жестоко, может быть, даже смертельно, накажет ослушника.
Вдруг Вадим услышал совсем близко от себя шорох. Чья-то нетвёрдая нога ступала по сухим, с треском подламывающимся сучьям. Вот уже кто-то остановился рядом с ним, и Вадим почувствовал, как чья-то рука коснулась его плеча.
— Кто бы ты ни был, приказываю тебе встать, — услыхал он над собою голос Велемира. — Покажи лицо своё и дай увидеть того, кто осмелился нарушать волю Перуна и попрать дерзкою ногою священную рощу...
— Велемир, прости! — не своим голосом воскликнул юноша, приподнимаясь с земли.
Пред ним стоял высокий, весь седой старец. На груди его, покрытой белыми как снег одеждами, лежала длинная седая борода. Лицо, изборождённое.
— Выслушай, отец, умоляю тебя, — робко вымолвил Вадим. — Я скажу тебе всю правду.
— Нечего мне слушать. Я сейчас созову всех верных Перуну, и мы поступим с тобой, как велит закон. Ты осмелился нарушить завет, и грех твой падает на твою голову.
Суровый старик поднёс руки ко рту, готовясь закричать что было сил, но Вадим ухватил его за край одежды и заговорил просительно:
— Не зови, отец, дай мне сказать тебе правду, при других я не скажу. Помедли... Ты всегда успеешь осудить меня!..
— Ну, говори, — согласился наконец Велемир. — И горе тебе, если ты солжёшь. Перун покарает и тебя, и род твой. Говори скорей, пока не пришли сюда служители Перуна.
— Я с варягом Святогором переплывал озеро, — начал торопливый рассказ Вадим. — Ты знаешь, отец, какая разразилась буря, мы выбивались из сил, борясь с волнами. Вдруг огромный вал опрокинул наш чёлн и затем выбросил нас на песчаную отмель этого берега.
— Если это было так, то вы и должны были оставаться на ней, призывая к себе на помощь, а не забираться сюда, где скрыты сокровенные тайны божества...
— Я так и поступил, отец...
— Однако ты здесь. Где же этот дерзкий варяг?
— Выслушай дальше. Собравшись с силами, я хотел сделать так, как говоришь ты, хотел даже устроить плот, чтобы перебраться на нём по Ильменю в другое место, но этот Святогор... знаешь ли, он отказался от Перуна, он не верит более в его силу, могущество и долго мне говорил о каком-то другом, неведомом Боге.
