Прав был старик: пленил славянский богатырь гордое сердце северной красавицы.
Эфанда и сама не могла дать себе отчёта, как такое случиться могло. Много варягов было у её отца. Если на всех заглядываться да обо всех думать, так и сердца девичьего не хватило бы.
Всегдашняя печаль молодого варяга тронула сердце Эфанды.
Таковы уж испокон веков женщины всех народов. Печаль, страдания сильного мужчины влекут их, пробуждают в них свойственное всем дочерям Евы любопытство. Хочется узнать непременно, о ком грустит молодец, какая сердечная тайна мучит его... а потом зарождается сострадание, появляется жалость, от последней же до нежного чувства — один шаг.
И сама не знала Эфанда, как она полюбила его.
Томится девичье сердце, пылает она неразделённой страстью, и хочется, страстно хочется сказать об этом любимому человеку, да мешает женская гордость. Пусть он сам сперва своё сердце, свои думы откроет.
Вот теперь ушёл Святогор с викингом Фритьофом в далёкий набег. Давно бы должны они были вернуться — время бурь наступило, а нет как нет северных удальцов.
Томится Эфанда, на части разрывается от тоски её любящее сердце, подолгу простаивает она, дочь старого конунга Белы, на берегу бушующего залива и всё напрасно; не видно на горизонте желанного паруса, не приходит и весточки о северных удальцах.
7. С викингом
тот, о ком тосковала дочь Белы, был далеко-далеко от угрюмого северного края, ставшего для него второй родиной.
Было засиделись без ратного дела северные смельчаки. Никто не звал их в далёкий набег, пока они, наконец, не услышали призыв одного из викингов — храброго Фритьофа, решившего попытать счастья. Стоило ему кликнуть клич, как собрались отовсюду смельчаки, готовые делить с ним и ратные опасности, и добычу.
Святогор был между ними одним из первых. Одолела его тоска, давно не слыхал он горячащего кровь шума битвы.
И Рулав не отстал от него. Оба они, отпущенные искать своё счастье старым Белой, явились во главе прижившихся в Скандинавии славянских варягов. С радостью принял Фритьоф удальцов и назначил Святогора начальником над ними.
Он знал, что за Святогором славянские варяги пойдут в какую угодно опасность, а они в битвах уж были народ испытанный, многих из них называли берсерками.
В росслагенской дружине состояли не одни только пришельцы. Среди славян явились к Фритьофу два молодых храбрых ярла Аскольд и Дир, жившие между собой очень дружно и ни в какие дела и набеги один без другого не пускавшиеся.
Аскольд и Дир, несмотря на своё высокое происхождение, были преданы безвестному ильменскому выходцу. Мало того, они даже любили Святогора и ни за что не променяли бы его дружбы на чью-либо другую. Совсем ещё юношами они были поручены их родителями Святогору и первые свои морские путешествия начали вместе с ним.
При громких звуках рогов отплыли ладьи со смельчаками, отправлявшимися за добычей. Какое будущее ждало их — об этом никто не думал. Все были веселы, все шли на смертельную опасность, как на долгожданный праздник, доверяя свою жизнь кормчим и утлым судёнышкам...
Суда викингов, на которых герои пускались в дальние и опасные плавания, обыкновенно строились заострёнными с обоих концов и им придавался вид драконов, змей или других животных. Передняя часть судна имела сходство с головой животного, а задняя — с его хвостом. Борта кораблей обносились высокими деревянными брустверами, как для того, чтобы не дать неприятелю сцепиться для рукопашного боя, так и от напора волн при сильной буре. Деревянные брустверы, или широкий край, обходили кругом всего корабля; сам бруствер на всякой стороне имел ворота, через которые можно было выходить на края. Посередине корабля возвышалась единственная мачта, устроенная таким образом, что её можно было снимать и опять ставить, смотря по надобности. Кроме того, многие суда имели бушприт, который по желанию убирался и выставлялся. Передняя и задняя части корабля были крытые. В первой находился вестовой, в последней — кормчий. Место для гребцов называлось «Roderkult» — гребцовое место. Средняя часть корабля, krappkaum, назначалась для войска и накрывалась палаткой из толстого сукна или парусины — для предохранения людей от действия непогоды. Обыкновенно предпочитались палатки чёрного цвета. Перед сражением их снимали из опасения, чтобы они не свалились. В передней и задней частях судов находились черпальни. Насосов в то время не знали, и несколько человек из экипажа всегда были заняты отливанием воды вёдрами, если море волновалось.
Все суда, назначаемые для военных походов, имели общее название длинных кораблей. Один род их назывался «шнеки» — узкие и продолговатые, с низким бортом и длинным носом. Эти быстрые на ходу суда обычно употреблялись для предприятий, требовавших поспешности. Аши отличались от других величиной. Каждое вмещало до ста человек. На таких ашах норманны совершали нападения на Саксонию и Фрисландию и назывались по ним «ашманнами».
Крепки и удобны для войны были эллиди различных размеров и обыкновенно обитые железом.
Наконец, драхи, или драконы, — особенно великолепные корабли военных флотилий. Они велики, прочны, с высокими бортами и резными украшениями. Своё название они получили от драконовой головы на корабельном носу и хвостообразной кормы. При распущенных парусах они, в самом деле, весьма походили на драконов. Саги описывают множество таких кораблей. Длина их была различной, смотря по числу весел. Упоминают об одном корабле в 70 весел; он был, вероятно, очень широк, а высотой походил на замок. Вообще скандинавы украшали свои суда чрезвычайно пышно. «Они, — по словам одного современного учёного, — имели полное право щеголять кораблями, потому что не было ни одного народа, равного им в мореплавании». Некоторые расписывали свои суда белой и красной краской; другие делали полосатые паруса, многие раззолачивали носы кораблей; зачастую покрывались золотом и кормы; в ясную погоду борта судов увешивались позолоченными, раскрашенными щитами... Всё это вместе составляло прекрасную военную картину. У всех больших кораблей имелись особенные названия. Скандинавы, как правило, отличали собственным именем дорогие для них неодушевлённые предметы и тем самым возводили их в степень живых существ. Особенно одушевляли корабль: как герой обращается в сражении с просьбой к верному мечу, так и мореход, в минуту бури или иной опасности, говорит ободряющие слова кораблю. «Счастливый путь, Эллиди! — говорил Фритьоф своему великолепному судну. — Мчись по волнам, бей в чело и зубы чародейку, в щёки и подбородок злую женщину, ломай ноги у чудовища!» И Эллиди слушался, потому что понимал голос человека, и сокрушал хребет чародейки.
Во главе всей флотилии шёл корабль викинга Фритьофа.
Он в передней своей части имел главу дракона и оканчивался рулём в виде хвоста. Распущенные паруса его походили на крылья, и благодаря всему этому он имел вид грозного морского чудовища, вынырнувшего на поверхность из таинственных глубин океана...
