Китайцы заманили отряд в ловушку!
— Братцы, — вскрикнул Вазовский. Скорее вон отсюда, бегом, кто как может!
Можно было подумать, что панический ужас овладел этими людьми, жизнь которых теперь была на волоске. Они бежали по ущелью, стараясь поскорее вырваться из него. Китайцы, между тем, были уже на верху горы, залегли там и беспрерывно стреляли по русским. Жутко становилось беглецам в ущелье. Пули уже не свистели, а щёлкали о камни у ног — спереди, сзади, сбоку. Стали стрелять по раненым, которых было положили у фанзы. Приходилось уносить их под прикрытие огня стрелков. Те не подпускали китайцев близко. Более полуверсты пришлось идти под огнём китайцев по совершенно открытой местности. Отвечать на выстрелы было бесполезно. Китайцы залегли за камнями на вершине и были под надёжным прикрытием.
Валевский замыкал отряд. Кругом него шлёпались китайские пули, но он словно забыл о них. Хладнокровие этого молодого человека было поразительное, геройское. Вдруг словно какая-то невидимая сила опрокинула его навзничь. Он упал и не поднялся. Один из солдатиков подбежал к нему и быстро освободил от пояса и шашки. Солдат весь задрожал, увидев на груди у командира кровавое пятно.
— Милый, что с вами? — кинулся к поручику Михаил Васильевич.
Валевский уже пришёл в себя.
— Ранен... насмерть! — прохрипел он, захлёбываясь кровью. — Револьвер... пристрелить...
Он стал шарить у пояса, отыскивая кобуру.
— Вы оставляете меня, — хрипел он. — На муки...
— Ваше благородие! — воскликнул солдат. — Да не в жизнь... сами умрём около вас...
Голос служивого дрожал, он и не замечал, что по лицу его ручьями текут слёзы...
Умирающий герой, на лицо которого «нала уже земля», то есть лицо приняло предсмертный сероватый оттенок, извивался от страшной боли, но ни один стон не вырвался из его высоко вздымавшейся груди.
Кочеров, тоже рыдавший, стоял около него на коленях.
— Стойте... друг за друга стойте!.. — тихо говорил умиравший. — Не разлучайтесь... Помни присягу!.. Бейся с врагом насмерть и живой не сдавайся... О Господи! Кому команду? Верховского, Пилипенко, Карпова, где они?.. Сюда, ко мне!..
Он, собрав последние силы, приподнялся на локте и с тоской огляделся вокруг. Около него не было никого из тех, которых он звал. Верховский был в резерве под горой, Пилипенко бился с китайцами на правом фланге, урядник Карпов с ранеными и лошадьми находился на левом; к своему счастью, в отряде ещё и не знали о трагедии, случившейся с любимым командиром.
— Пилипенко!.. — простонал Валевский.
Кочеров бегом кинулся к правому флангу, где был старший унтер-офицер. Но он успел пробежать только несколько шагов. Что-то словно обожгло ему плечо и свалило с ног... Смельчака догнала китайская пуля...
— Бородач!.. — шептал Валевский. — На Корею идите... По линии погибнете... Пилипенко пусть ведёт... Ох, душно... задыхаюсь... Вот смерть!..
Трясущимися руками он достал из бокового кармана пачку денег.
— Бородач... Маме... двести рублей... ей, моей старушке... Маме... Прощай... Господи, спаси моих!..
Умирающий приподнялся.
— Слушать приказ: головы и патроны беречь... Без толку не стрелять... Прощайте!.. Мама...
Он вздрогнул, вытянулся и затих.
Смерть взяла свою жертву.
XLIV
МИНОВАВШАЯ ТРЕВОГА
арвара Алексеевна ни жива ни мертва пересела Хабаровске на поезд Уссурийской железной дороги.
Недавно ещё она проезжала по этим местам, а всё там переменилось до неузнаваемости. Хабаровск был полон войск. Казаки, стрелки, артиллеристы — все перемешались в ожидании того момента, когда их отправят вглубь Маньчжурии на новые подвиги.
Теперь уже освобождать было некого — железнодорожные отряды освободились сами и теперь шли побеждать. Говорили уже не о страхах, а о победах.
Генерал Ренненкампф со своими орлами молодецким поиском взял Мергень, шёл на Цицикар; Ху-Лань-Чен и Ажехе, угрожавшие Харбину, были во власти русских. Везде, где только ни появлялись эти орлы, китайцы бежали в паническом ужасе.
— А вот и не везде бежали! — слышала молодая Кочерова один разговор. — Как не везде? Везде!
— А в Хай-Чене? Там орудийную прислугу стрелки переколоть решили, а китайцы шагу от орудий не сделали, смерть предпочли, а не ушли...
Взрыв хохота встретил эти слова.
— Чему смеётесь? Разве не храбрецы?
— Так как же уйти-то им было, когда они прикованы были к орудиям...
— Вот и выходит, что много шума из ничего...
Кочерова прислушивалась ко всем этим разговорам.
Хвастовства не было слышно в них. Говорили, как о самой обыкновенной вещи.
— Пожалуйста, скажите... — обратилась она к одному из спутников. — Что с мукденским отрядом?
— Поручика Валевского?
— Да... Что с ним?
— Погиб! — последовал эффектный ответ. — Впрочем, сударыня, — поправился говоривший, заметив страшную бледность молодой женщины, там кто-то спасся...
«Погиб отряд, погибли все! — вихрем пронеслось в голове у Варвары Алексеевны. — Михаил погиб... Теперь не может быть сомнения, всё кончено... Вот он, страшный удар грома. Вот когда он ударил со всей силой у меня над головой!»
Бедная молодая женщина замерла, ушла в себя... Цель путешествия — Порт-Артур — потеряла уже для неё всякое значение; ведь она направлялась туда, чтобы получить подтверждение ужасных подозрений...
А кругом только и было, что разговоров, и притом весёлых, с шутками, о совершившихся грозных событиях. Все похвалы, честь и слава побед выпадали на долю казаков.
— Молодцы, право, молодцы! — говорили в вагонах. — Смельчаки! Не только что китайцы — весь мир не устоит против них... И заметьте, это — одни только наши сибирские.
— Так-то так, а вот телеграммы: из Одессы «железную бригаду» отправили, из Петербурга артиллеристы посланы. Как бы им с пути не пришлось вернуться...
— А и в самом деле, ни здесь, ни под Пекином делать нечего...
Поезд подходил к станции Муравьёв-Амурский в 377 верстах от Владивостока. Он перебрался через великолепный мост, перекинутый через реку Имань, миновал Графский посёлок, откуда началась постройка Уссурийской железной дороги, и шёл лесом к станционному посёлку, живописно расположившемуся вдоль рельсового пути.
Если бы только пассажиры этого поезда знали, какую тревогу вызывает в жителях посёлка их приближение.
В ночь, предшествовавшую проходу этого поезда, но Муравьёву-Амурскому вдруг разнеслась весть, приведшая всех в ужас:
