Были и случаи явного своеволия, превосходившие всякое вероятие.
Так, английские офицеры осмелились задержать подпоручика 3-й батареи стрелкового батальона Иванова, командированного на базар за фуражом. При этом они осмелились утверждать, что в этом районе имеют право хозяйничать только они.
На всё это указал Райду генерал Церпицкий, но у англичан оказались раза, которые от всего отморгаться могут. Замечания командира русского отряда Райд замолчал и с упорством продолжал стоять на своём.
Но и русский генерал выказал в этом случае достаточно твёрдости. Райду пришлось уйти ни с чем. Английский флаг так и остался не поднятым.
Между тем, вскоре после этого прислано было приказание Вальдерзее, которым он, признавая железную дорогу Занятой русскими войсками, велел всем союзникам передать в ведение Церпицкого Шанхай-Гуаньскую станцию.
Приказание было категорическое, все, кроме англичан, подчинились ему. Райд объявил, что он не получил инструкций от своего правительства. Это явилось с его стороны только новой увёрткой. Пока он тянул время в переговорах, инженер Ракетц по ночам вывозил Станционное имущество, очищал мастерские и депо, причём пока происходила ночная (хорошо, что не дневная) «работа», «работников» охраняли английские солдаты.
Вообще Райд не выказывал ни малейшего желания уходить, и командиры других союзных отрядов ввиду этого потребовали у генерала Церпицкого полного восстановления в своих правах, то есть возвращения им Шанхай-Гуаньской станции.
Конечно, иного ответа, кроме отрицательного, на эти притязания и быть не могло.
Дело готово было разгореться в очень серьёзное, но в это время из Пекина прибыли генерал Барроу, начальник английского штаба, британский консул Вольтер Шипер и подполковник Мак-Сюинь.
Они уже не прибегали к угрозам, ясно видя, что те ни к чему не приведут. Лорды распинались в бесчисленных просьбах и увещаниях; они умоляли не настаивать на снятии английского флага под тем предлогом, что это может вредно отразиться на торговых британских интересах в Шанхай-Гуане, но генерал Церпицкий оставался непреклонным и настоял на своём. Англичане принуждены были спустить везде свои флаги... Они проделали это при самой торжественной церемонии и сейчас же частным образом восстановили свои приставания.
Русские люди всегда отличались добродушием. Из милости к англичанам, несколько спустя, им разрешено было поставить свой флаг, который те поместили на очень укромном, не часто посещаемом нижними чинами и вообще пассажирами уголке железнодорожной платформы...
Лорды остались весьма довольны хоть таким результатом хлопот. Да это разрешение дано было в обмен на обещание, дать полное удовлетворение русским за все «ночные подвиги» английских храбрецов.
Об извинениях же со стороны начальника и офицеров шанхай-гуаньского отряда перед англичанами даже и речи не заходило.
Всё это было — что по-русски называется «канителью»; и канителиться приходилось именно тогда, когда всюду было много серьёзного дела...
Николай Иванович Шатов был свидетелем всей описанной капители, его русское сердце так же, как и все русские сердца и офицеров, и солдат, было до крайности возмущено наглостью бриттов. Но против этого в данном положении активный протест был совершенно невозможен, а не то... от англичан и присных и «синя пороха» бы не осталось.
LIX
ДОМОЙ ПОСЛЕ БУРИ
се Кочеровы вздохнули свободно только тогда, когда наконец выбрались из Пекина. И пора было уйти оттуда каждому порядочному человеку. Культурные и гуманные люди европейского Запада так неистовствовали там, что за всякого из них становилось стыдно.
— Господи, благодарю Тебя! — чуть не плача, восклицала Дарья Петровна, когда она с мужем, дочерью, Уинг-Ти и ещё несколькими русскими семействами очутилась за Пекином.
Добрая старушка оглянулась, и слёзы покатились из её глаз, когда она подумала, какое несчастное место остаётся за ними.
— О чём ты, мать? — заметил, её слёзы Василий Иванович.
— Жалко... Три года жили... Всё было тихо, спокойно... а тут.
— Да, нехорошо, очень нехорошо... обзорно! — согласился старик. — Слава богу, что наших там теперь нет... Такая грязь и к чистому пристать может...
— Бедные, бедные! — продолжала убиваться о китайцах добрая старушка. — Знали бы, так не буйствовали бы лучше...
— Что поделать! Из терпенья вышли...
Он выглянул в окно вагона. Совсем нельзя было узнать прежнюю долину Пей-хо. Там, где незадолго до этого всюду были деревеньки трудолюбивых китайцев, теперь виднелись развалины, пожарища; возделанные поля — вытоптаны.
— Словно Мамай прошёл! — вздыхал Кочеров.
Время от времени с земли из насыпи поднималась исхудалая человеческая фигура. Трудно было понять, в чём только душа в ней держалась: кожа да кости. Невозможно было разобрать, кто это — мужчина или женщина; но кто бы ни был — каждая из таких фигур с проклятием протягивала руку вслед поезду, уносившему европейцев, виновников бед, постигших скромный и, трудолюбивый народ.
Однако железнодорожный путь оказывался приведённым в полный порядок. Впрочем, причины этого понятны. На паровозах красовались дощечки с русскими наименованиями: «Молодец», «Пленник» и другими, а на всех вагонах — русские железнодорожные, гербы, Дорога была русская...
Станция Фьен-Той, откуда и начались первые беспорядки, была восстановлена, и её занимали русские караулы. Русская железнодорожная охрана стояла и на всём остальном пути.
В том же самом вагоне, где поместилось семейство Кочеровых, были трое или четверо европейцев, притом, как мог сообразить Василий Иванович, англичан, тоже уезжавших из разграбленного Пеки цац, Они вели себя по отношению к другим пассажирам чрезвычайно бесцеремонно, вполне изображая тех существ, которые, если посадить их за стол, сейчас же поспешат на него и ноги положить... Разговор их был громок и непринуждён. Они на чём свет стоит разносили русских именно за железную дорогу, по которой теперь ехали с полным удобством.
Это возмутительно! Это нарушение всех прав! — волновался один из англичан. — Ну исправили эти русские железную дорогу, завели подвижной состав, что они сейчас же после этого должны были сделать?
— Конечно, возвратить её собственникам, которым она принадлежала при основании! — согласился его спутник.
— Да, да! Вы тысячу раз правы, сэр! Припомним, что собственниками этой железной дороги являются наши соотечественники. Их интересы страдают при таком положении... Я в голову не возьму, как такое могли допустить наши славные генералы. Они должны были силой непобедимого британского оружия возвратить железную дорогу её первоначальным владельцам, раз русские восстановили её. Не так ли?
