Византийские мастера в коротких синих кафтанах хлопотали возле катапульт, прилаживали к деревянным рамам упругие канаты, сплетённые из воловьих жил, натягивали рычаги.
Дружинники ставили на колёса большой деревянный сруб, обтянутый сырой кожей — «черепаху». Сырые кожи должны были уберечь боевую машину от хазарских горячих стрел. Внутри «черепахи» висело на цепях тяжёлое дубовое бревно, окованное железом — таран.
Тысячи людей, русских ратников и печенегов, подносили землю в мешках, корзинах, а то и просто в шапках — засыпали ров. Как по ровному полю, поползёт к Саркелу страшная своей неуязвимостью «черепаха», и воины, спрятавшиеся внутри, будут долбить тараном крепостные ворота.
Вечером ратники искупались в прохладной речной воде, переоделись в чистые рубахи. Утром — приступ!
Штурм Саркела поразил Алка осмысленностью и чёткостью движений войска.
Первыми к стене побежали цепи лучников, осыпая врагов стрелами. Едва меж зубцами стен или в бойнице показывалась лохматая шапка гуза, туда летело несколько смертоносных стрел, и защитники города не могли как следует прицелиться в набегавших со штурмовыми лестницами пешцев.
Лестницы густо облепили стену, по ним взбирались наверх воины с мечами и топорами, а у подножия стены ждали своей очереди другие воины, прикрываясь от камней и стрел большими щитами.
«Черепаха» уткнулась в проем воротной башни. Тяжёлые удары тарана сотрясали башню, крошились железные полосы на воротах, летели щепки от толстых дубовых брусьев. Ворота гнулись и расползались щелями.
А за «черепахой» уже стояла конная княжеская дружина, ожидая, когда наконец рухнут ворота и можно будет ворваться в крепость. Честь первыми ворваться в город была доверена самым храбрым воинам. Среди них был сотник княжеской дружины вятич Алк.
Но первыми в Саркеле оказались не княжеские дружинники, а пешие ратники, которые забрались по лестницам на стену. Они захватили башню и изнутри откинули засовы.
Бой разгорелся на узких улочках внешнего города. Гузы молча падали под ударами мечей и копий. Они не просили пощады. Сами не щадившие никого, они считали, что побеждённый не достоин жить…
Только немногие гузы успели добежать до внутренней стены и укрыться в цитадели.
И всё повторилось снова.
Пешие лучники натянули свои луки, поражая стрелков на гребне стены. Пешцы прислонили к стене лестницы и полезли наверх; выставив вперёд мечи, они протискивались между зубцов и исчезали в цитадели. Затихал, удаляясь, шум боя. Распахнулись ворота, отомкнутые изнутри. Дружинники в конном строю въехали в цитадель.
Оставалась только высокая башня — последнее убежище царя Иосифа. Княжеские дружинники спешились и медленно пошли вперёд. Навстречу им летели стрелы; не короткие и толстые стрелы гузов, а длинные, с хищными зазубринами на остриях — оружие арсиев. Дружинники подняли щиты над головами и под их прикрытием начали долбить топорами дверь.
Алк тоже бросил уздечку кому-то из пешцев и, расталкивая толпу дружинников, приблизился к башне. И — вовремя! Дружинники разом нажали и тяжестью своих тел, обтянутых кольчугами, выдавили остатки дверей и ворвались в башню. Алка кто-то толкнул в спину, он не удержался на ногах и упал головой вперёд в темноту.
Над ним скрежетала сталь, раздавались хриплые возгласы сражавшихся, стоны. Кто-то больно наступил сапогом на правую руку, Алк невольно разжал пальцы, меч откатился. Он шарил рукой по каменным плитам пола и никак не мог найти рукоятку своего меча. С трудом отполз к стене, поднялся, прижимаясь спиной к осклизлым холодным камням. Глаза постепенно привыкали к полумраку.
Дружинники, взмахивая мечами и топорами, теснили арсиев вверх по узкой лестнице. То один, то другой скатывался по ступеням вниз, на груду тел, уже лежавших у подножия лестницы. Но через разбитые двери протискивались и спешили на помощь новые дружинники.
Алк подхватил оброненный меч и тоже бросился в сечу.
Шаг за шагом, переступая через павших товарищей, скользя на мокрых от крови ступеньках, дружинники поднимались наверх.
Первая площадка башни, вторая… Арсиев было не очень много, но в тесноте численное превосходство не давало штурмовавшим преимущества. В узких переходах и поворотах лестницы могли сражаться плечом к плечу не больше двух воинов, а остальные, напирая и толка в спины, только мешали им свободно действовать оружием.
Третья площадка, четвёртая…
Алк оказался лицом к лицу с усатым, свирепого вида арсием — все дружинники, ворвавшиеся прежде Алка в башню, уже лежали на ступеньках лестницы.
Меч арсия скользнул по кольчуге юноши. Поднять руку для следующего удара арсий не успел: пригнувшись, Алк боднул своим остроконечным шлемом в усатое, хищно оскаленное лицо врага.
Сам он тоже не удержался на ногах, упал на колени и сжался, ожидая смертельного удара. Но удара не последовало. Лестница впереди была пуста. Неужели он убил последнего защитника царя Иосифа?
Ещё несколько крутых ступеней, поворот…
Последняя площадка башни!
Бойницы здесь были шире, чем внизу, и солнечные лучи свободно проходили сквозь них, освещая красивый ковёр на полу, яркие шёлковые подушки на широкой постели под балдахином.
Алк догадался, что здесь было жилище царя.
Но где он сам?
В углу, загораживая спиной узкую дверь, замер тучный старик в богатом халате. Он что-то закричал пронзительным голосом, негодующе взмахнул руками, будто отгоняя Алка и ворвавшихся следом за ним дружинников.
Алк отшвырнул старика в сторону, ударил сапогом в дверь.
Дверь бесшумно открылась.
Ещё одна лестница, совсем узкая, каменные стены касаются плеч.
А потом прямо в глаза ударило ослепительное солнце — Алк был на вершине башни. Шагах в десяти, между двумя каменными зубцами, стоял царь Иосиф.
Повелитель Хазарии был в белой одежде, крупными складками опускавшейся до самого пола, руки скрещены на груди, на пальцах разноцветными огоньками сверкали драгоценные камни перстней.
Звеня доспехами, карабкались по узкой лестнице дружинники и остановились тяжело дыша, за спиной Алка.
Преодолевая невольный трепет, Алк медленно двинулся к царю.
Но царь Иосиф вдруг шагнул назад, за зубцы башни, и беззвучно упал в пустоту. Громко закричали люди у подножия башни, и в этом крике не было слышно страшного удара упавшего с высоты тела…
Князь Святослав приказал до основания разрушить Саркел, чтобы и память об этом зловещем городе исчезла.
Отшумели почестные пиры. Полуведёрная круговая чаша обошла войско, от князя до последнего погонщика верблюдов, и заняла своё место в сундуке виночерпия-кравчего. Общей была победа, общим был и пир.
Поднялся на донском берегу высокий курган, последнее прибежище павших в бою товарищей, и уже справили на нём тризну, которая, по обычаю, следовала за почестным пиром.
