Теперь друг его юности стоял перед ним, глядя на него своими ясными, лучистыми глазами. Вот они после долгой разлуки опять встретились, и доброе, хорошее чувство овладело душою князя.
— Вы, бояре, — обратился он к послам, — знаете: слова своего я назад не беру. Коли просите меня усердно, так я на ваши просьбы склоняюсь и пойду к вам в Новгород. А чтобы не было меж нами неприязни какой, так нужно уговориться нам обо всём лично. Вот и поговорите вы с дядей Добрыней. Он в разговоре будет вместо меня перед вами, и как вы порешите, так и я утвержу.
— С Добрыней, так с Добрыней! — согласился старший посол. — Здрав будь, Малкович.
— И вы здравствуйте, — выступил Добрыня, — вот опять нам пришлось свидеться и дело делать.
— Тяжеленек ты, Добрынюшка, — отозвался тот же боярин.
— А уж каков есть, — усмехнулся тот, — а потому и тяжеленек, что все ваши повадки да увёртки знаю. Да пойдёмте, други, под палубу, там я вас сладким вином франкским угощу, вот и потолкуем. А ты, князь, — обратился он к Владимиру, — велел бы к острову какому пристать да угостил бы на радостях народ твой, чтобы твоё здоровье пили и веселились.
Радостные крики покрыли слова Добрыни.
Владимир приказал Освальду, тоже явившемуся на его драккар, пристать к острову, где они ночевали.
Это было нетрудно, возвращаться не приходилось, ибо течение снесло драккары и ладьи далеко за остров. Скоро пустынный клочок земли закипел народом. Варяги, норманны, новгородцы братались между собой. Много помогли этому бочонки с вином, выкаченные на остров пришельцами, и крепкий мёд да брага, предусмотрительно захваченные с собою новгородцами.
Послы и Добрыня ушли в подпалубу. Владимир же, как только разошёлся с ними, сейчас же остановил молодого воина.
— Зыбата! — сказал он, кладя ему руку на плечо. — Или ты не узнал меня?
Молодой воин смотрел на князя блестевшим, радостным взором.
— Узнал, княже, как не узнать, — говорил он, — да подойти всё боялся. Как примешь, не ведал.
— Что ты, Зыбата! Всегда я приму тебя как друга.
С этими словами Владимир сперва протянул молодому воину руку, а потом привлёк его в свои объятия.
Они оставались на кормовой палубе одни. Все их ближние дружинники сошли на землю, только из-под палубы доносилось гуденье голосов переговаривавших о делах новгородских послов и Добрыни.
Князь опустился на скамью и усадил около себя Зыбату.
Радость встречи ещё более оживила красивое лицо Владимира.
— Ну, говори же мне, рассказывай о себе, — повторял он Зыбате, — я всё хочу знать.
— Нет, княже, — улыбнулся тот, — расскажи ты.
— Хорошо. Ты знаешь, презренный Ярополк убил Олега, и я тогда не отомстил за его смерть.
Зыбата с грустью на лице покачал головой.
— Нет, княже, Ярополк не убивал Олега, — сказал он.
Брови Владимира сдвинулись, по лицу скользнуло выражение мести и гнева.
— Он, Ярополк, убил нашего брата, — с особенным выражением произнёс он, — ты мне будешь говорить о Свенельде? Так Олег вправе был убить его сына Люта, потому что Лют без позволения охотился на его землях. Свенельд что такое? Разве он князь, что осмелился поднять руку на князя? Но я и это забыл, если бы Ярополк отомстил за убийство Олега. Но он даже не наказал Свенельда. Так я отомщу им обоим. Я иду — и горе Ярополку!
Зыбата тихо положил руку на плечо Владимира.
— Княже, вспомни, что нет ничего сладостнее прощения! — тихим, взволнованным голосом сказал он.
Владимир взглянул на него, и вдруг словно тёмная туча набежала на его лицо.
— Да, я и позабыл, — произнёс он дрогнувшим голосом, — ты ведь христианин?
— Да, я христианин! — поспешил подтвердить Зыбата. — И отец мой Прастен христианин, и старый печенег Темир христианин. Все мы крестились во имя Господа Иисуса Христа, и старец Андрей — помнишь его? — был нашим крёстным отцом. Но ты молчишь, Владимир, ты отвернулся и более не смотришь на меня. Что это значит? Чем я прогневил тебя? Скажи, князь, скажи.
Теперь лицо молодого князя отражало невыносимую тоску. Признание Зыбаты напомнило ему о клятве, данной арконскому жрецу, и вот он уже столкнулся с христианином, и в душе его не находилось достаточно силы, чтобы поступить по клятве и уничтожить этого «врага Святовита» — человека, которого он любил с первых дней своего детства.
— Ты всё-таки молчишь, княже, — продолжал Зыбата, — вспомни же нашу весёлую юность. Я-то как лелеял мысль о свидании с тобою. Знаешь ли, я, как только оправился после болезни, по совету моего крёстного отца Андрея, оставил Киев и ушёл за тобою в Новгород. Там я хотел послужить тебе, моему другу и князю, но когда я явился туда, тебя уже не было, ты ушёл за море к варягам. Однако много людей говорили, что ты вернёшься. Я остался тебя ждать, и вот она, желанная встреча. Что с тобою, Владимир мой?
— Зыбата, Зыбата, — раздался чуть слышный шёпот молодого князя, — уходи от меня, уходи, пока не поздно. Скройся, чтобы я никогда не видел тебя более. Чтобы я даже не слышал о тебе.
— Зачем это нужно? — изумился молодой воин.
— Нужно, нужно. Ты христианин, а я, пойми, Зыбата, я дал клятву ненавидеть всех христиан.
Зыбата сперва отпрянул от Владимира, потом медленно поднялся на ноги.
— Ты, княже, дал клятву ненавидеть всех христиан, — проговорил он, — за что же? Разве христиане причинили тебе какое-нибудь зло, которого ты никак им простить не можешь?
— Нет, нет, они мне ничего не сделали, — торопливо говорил Владимир, — но я дал клятву и исполню её, да, исполню! Уходи же, приказываю тебе, уходи и не смей показываться мне на глаза!
— Жаль мне тебя, Владимир, — проговорил Зыбата, и его глаза увлажнились слезами, — языческая тьма скрыла твою душу, но я верю, что рассеется она, скоро рассеется, тогда великий свет истины осияет тебя, и ты возродишься к новой жизни.
— Уходи! — крикнул взбешённый князь, хватаясь за рукоятку меча.
4. УСПЕХ
ыбата не испугался этого угрожающего движения, но раздавшиеся в это мгновенье громкие голоса заставили Владимира забыть своей гнев.
Из кормовой каюты выходили Добрыня Малкович и новгородские послы. Лица их были красны и покрыты потом, голоса стали как-то особенно крикливы, все движения размашисты и суетливы. В то же самое время Владимир по довольному лицу своего дяди мог заключить, что переговоры закончились полным успехом.
Зыбата теперь сам отошёл в сторону. Тяжело было на душе молодого воина. Не такой встречи с любимым другом детства ждал он. Как он мечтал об этом радостном мгновении! Вспоминая Владимира, Зыбата был уверен, что в дружеских беседах он сумеет познакомить его с великими истинами Христовой веры, и кто знает, может быть, и просветить князя светом христианства. Он помнил впечатлительность Владимира, восприимчивость его ко всяким убеждениям и постоянно лелеял мысль, что ему удастся заронить первые семена в его душу. Теперь, как дым, развеялись все его надежды. Владимир вернулся ожесточённым врагом христиан, и от него можно было ожидать теперь всякого зла для братьев Зыбаты по вере.
