Владимир ответил не сразу.
— Вот как ты меня теперь спрашиваешь, — раздумчиво наконец вымолвил он, — так-то и сам я себя не раз спрашивал. Всего-то у меня в Новгороде много, сказать по чести — куда больше, чем в Киеве. Таких диковинок, как к нам в Новгород заморские гости привозят, в Киеве, почитай, и не видывали. А нет, вот, не сидится мне там. Словно сила какая-то, Зыбатушка, так и тянет меня к Киеву. Ночью ли я сплю — вдруг меня тот же голос будить начинает. Просыпаюсь я и слышу, потайный голос мне над ухом говорит: «Иди в Киев, иди, там твоё место!» И много раз я себя испытывал. Куда, в какой поход я ни пошёл бы, всё меня так вот к Киеву и тянет, будто в жизни у меня только и дороги есть, что туда. А зачем, того и сам не знаю. Детство мне, что ли, вспоминается, бабка, что ли, меня зовёт, или сам Бог всесильный ведёт. И иду путём неведомым. А куда иду, в Киев или под курган могильный, не знаю. Только, вот, смотри, и теперь я судьбу испытываю. Что мне стоит Ярополка взять: удар один, и нет его! А я не хочу. Вон, все вы думаете, что я головы его ищу, а я не хочу его головы. Ежели же нужно ему жизни лишиться, чтобы мне к киевскому столу путь освободить, так и без меня он погибнет. Это уже будет мне последнее испытание, больше уж я останавливаться не буду, так прямо в Киев и пойду. Войду в него и сяду на стол отца своего, Святослава, а там я посмотрю, что сделаю. Вот, Зыбатушка, хочешь ты, иди к Родне, хочешь, не иди. Не предательства твоего я ищу, а, быть может, через тебя свою судьбу пытаю. А теперь, прости, вон Добрыня знак подаёт, к нему пойду.
Владимир кивнул головой Зыбате и, припустив лошадь, помчался к отделившемуся от них на далёкое расстояние Малковичу.
12. ПОД СТЕНАМИ РОДНИ
ыбата, оставшись один, решил воспользоваться предложением Владимира. Он и сам был не прочь побывать в Родне, где находилось теперь столько его друзей; но более всего тянуло его в осаждённый город желание повидать обречённого на гибель Ярополка.
Он поспешил сказать о своём намерении Добрыне, который, очевидно, был уже предупреждён племянником.
— Что же, побывай, дело неплохое, — отозвался тот, — посмотри, как там живут, лучше киевского али нет. Ты иди, как стемнеет, там, в передовых дружинах, я скажу, тебя пропустят дозорные.
Зыбата с великим нетерпением дождался вечера.
Наконец вечер настал.
У Зыбаты оказался осёдланный конь, и он с удивлением заметил, что чьи-то заботливые руки привязали к его седлу всяких припасов.
«Зачем это?» — подумал молодой воин. Он хотел было оставить припасы, но потом раздумал и решил их взять с собой.
Когда совсем стемнело, он смело пустился в путь.
Дозорные беспрепятственно пропускали его, и вскоре добрый конь вынес Зыбату почти что к самой Родне.
С удивлением увидел бывший начальник Ярополковой дружины, что Родня вовсе не охранялась; ни на валах, ни у рвов не было выставлено стражи.
Он достиг осаждённого Детинца без помех. Почти уже у самых ворот до его слуха донёсся слабый, едва слышный голос:
— Ежели добрый человек, отзовись!
И перед Зыбатой появилась какая-то тень
— Кто здесь? — воскликнул молодой воин.
— А ты кто? Как будто из новгородского стана. Уж не к нам ли, в Родню, передаёшься?
Звуки голоса показались Зыбате знакомыми.
— Стемид, — воскликнул он, — никак это ты?
— Я, я. А ты-то кто будешь?
— Не узнаешь? Я Зыбата.
— Зыбата? — голос дозорного звучал радостью. — Ты, Зыбата? Быть того не может. Зачем ты к нам?
— Проведать вас.
— Ой, Зыбатушка, посмеяться ты над нами приехал.
— Да что же с вами? Расскажи ты мне толком. — Зыбата соскочил с коня. — Ты мне скажи, Стемид, ведь ещё же кто-нибудь есть, кроме тебя?
— Ой, есть, Зыбатушка, есть. Да вот ещё кое-как на ногах держусь, а остальные-то многие, пожалуй, и подняться не могут.
— Что же с ними такое?
— Изголодались мы. Не трогает нас Владимирова дружина, не знаю, почему. А лучше, кабы разом ударили. Хуже той беды, которая у нас теперь в Родне, и на Руси никогда не бывало.
— Да что же вышло? Как?
— Так и вышло, Зыбатушка. Ведь налегке пошёл наш князь Ярополк сюда из Киева, ничего с собой не захватил. Всё здесь найти думал, а здесь-то ничего и нет. Как окружили нас новгородские дружины, так мы, почитай, в день али в два все запасы проели, а теперь вот с голоду мрём. Худо, Зыбатушка.
— Бедные, бедные, несчастные, — воскликнул воин, — и всё-таки вы верными князю остаётесь.
— Да как же не оставаться-то? Обещание дали, нужно. Ежели мы да изменим, то что же тогда будет. Ой, Зыбатушка, молю я тебя: не ходи ты к нам, не показывайся.
— Это почему?
— Да боюсь я, как увидят тебя дружинники-то наши, так кто их знает, ещё больше духом смутятся, и бросят князя своего. Не ходи ты. Ежели что передать желаешь, так мне скажи.
Сердце Зыбаты так и трепетало от боли; уже по тону, каким говорил эти слова его бывший товарищ, он видел, что в Родне голод свил себе прочное гнездо.
— Вот, — сказал он, отвязывая от седла так неожиданно пригодившиеся припасы, — отдай ты. Мало здесь, ну, сколько есть, а князю поклон скажи. Обидел он меня, а я зла на него не имею.
— Ой, Зыбатушка, — воскликнул Стемид, — вот что я тебе скажу! Ведомо нам всем, что с Владимиром вы большие друзья и при нём ты в ближних людях состоишь; так я тебе одно скажу: хочет наш князь к вашему князю на поклон идти, хочет мира у него просить и милости, сам себя с головой ему выдаёт. Так поговори ты с Владимиром, может быть, и не поднимет он руки на брата своего.
— Не ищет Владимир головы Ярополка.
— Ой, ой! Он-то не ищет, да другие хотят.
— Кто другие?
— Ой, будто не знаешь?
— Нонне, что ли?
— И Нонне, и Блуд. Что только им Ярополк сделал, понять не могу, а злобятся они на него, и оба они лютые его враги.
— Так что же Ярополк не идёт к Владимиру? Ведь, ежели бы он с поклоном к брату пришёл, так, может быть, и в самом деле милость у него заслужил бы?
— Да, видишь ты, не хочет он, старший брат, младшему кланяться. Хочет Ярополк до конца свою судьбу испытать. Блуд и Нонне задумали Владимиру передаться, а сами князю Ярополку то же советуют, то ещё его отговаривают, подбивают в венгерскую землю бежать. А Ярополк им верит. Он не знает, на что и решиться, а всё равно ждать не долго. И теперь-то нас новгородские рати голыми руками взять могут, а ежели только князя не будет, так сами передадимся. О-ой, Зыбатушка, прости меня, не гневайся, поспешу я скорее к товарищам с подарками твоими. Они и не знают, какое счастье, привалило. Пир мы устроим, какого и не видывали давно; и Варяжко, друга твоего, позовём, поклон от тебя скажем.
