– Ладно, вы этому не верите, – сказал он. – А другие верят?
– Мастер Безант верит. Он утверждает, что лично видел паромщика, когда еще юнцом однажды поскользнулся и упал в воду с пристани. А сборщики салата думают, что Молчун оберегает их во время паводков, когда река затапливает прибрежные луга. Один из гравийщиков был настроен очень скептически вплоть до того дня, когда во время купания его нога запуталась в старой сети. Теперь он божится, что его освободил от пут именно Молчун.
Этот случай вновь напомнил Донту о девочке.
– Я посчитал ее мертвой, – сказал он. – Течение принесло ее прямо мне в руки, белую, холодную, с закрытыми глазами… Готов поклясться, она была мертва.
– И здесь все тоже так подумали.
– Но только не вы.
– И я в том числе. Я была в этом уверена.
Оба замолчали. У Донта уже были готовы новые вопросы, но он придержал язык. Что-то подсказывало ему, что можно будет узнать больше, если подождать, когда Рита заговорит сама; и он оказался прав.
– Вы фотограф, мистер Донт, и, стало быть, человек научного склада ума. Я медсестра и тоже имею отношение к науке, но я не нахожу научного объяснения тому, с чем столкнулась прошлой ночью. – Рита говорила с подчеркнутым спокойствием, тщательно подбирая слова. – Она не дышала. Пульс отсутствовал. Зрачки были расширены. Тело уже остыло. Кожа побелела. По всем признакам, указанным в медицинских учебниках, она была мертва. Сомнений в этом у меня не оставалось. Я еще раз все перепроверила и могла со спокойной совестью уйти оттуда. Не знаю, почему я этого не сделала; меня словно что-то удерживало. Минуты две-три я простояла рядом, держа ее руку в своих и при этом пальцем касаясь запястья. И вот этим пальцем я вдруг что-то почувствовала. Что-то похожее на слабый толчок под кожей. Однако я знала, что такое невозможно, – ведь она была мертва. В принципе, можно спутать собственный пульс с пульсом пациента, потому что кровь пульсирует и в кончиках пальцев. Позвольте, я вам продемонстрирую.
Он услышал шуршание платья и звук шагов, когда Рита встала из кресла и подошла к кровати. Она взяла руку Донта и поместила ее между своими ладонями, при этом касаясь пальцами внутренней стороны его запястья.
– Вот сейчас я чувствую ваш пульс. – (Прикосновение заставило его сердце биться быстрее.) – Но в то же время чувствую и свой. На кончиках пальцев он еле различим, но это точно мой собственный пульс.
Он издал горловой звук, изображая понимание, и напряг все органы чувств, пытаясь уловить пульсацию ее крови. Но тщетно.
– Чтобы с этим разобраться, я сделала следующее… – Ее ладони исчезли, оставив руку Донта на покрывале; он огорчился, но тут же был вознагражден прикосновением к мягкой точке под ухом. – Это хорошее место для проверки пульса. Я плотно прижала пальцы, подождала с минуту. И ничего не почувствовала. Ничего, ничего, опять ничего. И я сказала себе, что это безумие: стоять в темноте и холоде, дожидаясь биения пульса у мертвого ребенка. И вдруг этот толчок повторился.
– Как медленно может биться сердце?
– Детские сердца работают быстрее, чем у взрослых. Сто ударов в минуту – это вполне нормально. Шестьдесят – уже опасное замедление. А сорок – это совсем плохо. При сорока дело идет к летальному исходу.
На внутренней стороне своих век он узрел собственные мысли, похожие на голубые клубящиеся облака. А чуть выше виднелись ее мысли, темно-бордовыми и зелеными полосами перемещавшиеся горизонтально слева направо вдоль поля его зрения, как замедленные, целенаправленные разряды молний.
– Один удар в минуту… Я никогда не слышала о детском пульсе ниже сорока ударов в минуту, разве что когда он уже стремился к нулю.
Ее палец не прерывал контакта с его кожей. Но в любой момент она могла выйти из задумчивости и убрать его. Донт попытался удержать ее в этом состоянии.
– Если ниже сорока, они умирают?
– Да, по моему опыту.
– Но эта девочка не умерла.
– Она была живой.
– При одном ударе в минуту? Это невозможно.
– Но если она не могла быть живой и не могла быть мертвой, кем же она тогда была?
Голубые облака его мыслей рассеялись. Набухшие полосы цвета листвы и спелых слив сместились вправо за пределы видимости. Она разочарованно вздохнула, убрала палец от его шеи, и на экранах своих век он увидел взметнувшиеся бронзовые искры, как при подбрасывании углей в огонь.
Молчание прервал Донт:
– Она побывала там, где находится Молчун. Меж двух миров.
Вместо ответа раздалось фырканье, а затем короткий смешок.
Он также рассмеялся, но болезненное натяжение кожи превратило смех в стон.
– Ой! – вскричал он. – Ох!
Это переключило внимание Риты на пациента, и она вновь дотронулась кончиками пальцев до его кожи. И пока она промокала его лицо влажной прохладной тканью, Донт осознал, что в ходе этого разговора образ Риты Сандей в его представлениях изменился. Теперь в ней наметилось определенное сходство с Девами Судьбы из его снов.
Неужели все закончилось?
Зимний зал полнился голосами и был битком набит бражниками, многим из которых пришлось стоять, поскольку стульев на всех не хватило. Марго вышла из полутемного коридорчика, наткнулась на их спины и начала проталкиваться вперед со словами: «Расступитесь, пожалуйста, дайте дорогу». Люди пятились в стороны и освобождали проход, а сразу за Марго шел мистер Воган с девочкой на руках, завернутой в одеяло. Замыкала эту процессию миссис Воган, кивая налево и направо в порядке благодарности за поздравления.
При виде ребенка первые говоруны притихли. Другие, находившиеся дальше в зале, начали обращать внимание на внезапную тишину позади себя, оборачивались, замечали Марго с ее сопровождением и умолкали в свою очередь. Голова девочки лежала на плече Вогана, уткнувшись лбом ему в шею; глаза ее были закрыты. Судя по обмякшему телу, она спала. Тишина добиралась до самых дальних стен быстрее, чем продвигались вперед Воганы, и уже на середине их пути к двери стала такой же оглушительной, каким был недавний шум. Ближайшие зрители наклонялись, дальние вставали на цыпочки, чтобы получше разглядеть лицо спящей девочки, а за их спинами несколько человек с той же целью взобрались на столы и стулья. Марго уже не было нужды толкаться – проход перед ней освобождался сам собой, а когда Воганы достигли двери, там уже стоял наготове матрос, дабы услужливо распахнуть ее перед ними.
И они вышли наружу.
Марго кивком велела матросу закрыть дверь. Все замерли на своих местах. Там, где толпа расступилась, по-прежнему были видны доски пола. После нескольких секунд безмолвия и неподвижности раздалось покашливание, зашаркали ноги, толпа разом сомкнулась, и голоса зазвучали громче прежнего.
Около часа продолжалось обсуждение дневных событий во всех подробностях. Взвешивались и сопоставлялись факты, сдобренные предположениями, догадками и гипотезами, а добрая порция слухов и сплетен играла роль дрожжей для этого теста, чтобы оно хорошо поднялось.
