Затем Пьер рассказал историю основания ордена, «созданного в милосердии и любви истинного братства… без мерзости и грязи какого-либо порока. В нем существует и всегда была сильная монашеская дисциплина [и] строгое следование уставу для нашего спасения». Прием в орден никогда не был извращенным богохульным обрядом:
Тот, кто вступает в этот орден, дает четыре основных обета, а именно: послушания, целомудрия, бедности и того, что все свои силы он будет отдавать служению Святой земле… Он принимается с чистым поцелуем мира, принимает обет с крестом, который постоянно носит на груди… и учится соблюдать правила и древние обычаи, завещанные Римской церковью и святыми отцами.
Обвинения против тамплиеров были «столь же невозможными, сколь и непристойными… и лживыми». Те, кто выдвигал их, были «движимы истовой алчностью и завистью». Придуманные лжецами, они подтверждались только свидетельствами братьев, а те «были принуждены угрозою смерти сделать признания, которые шли против их совести».
Пьер назвал комиссию противозаконной и сообщил, что братья по-прежнему опасаются за свои жизни и не могут отказаться от ложных показаний, поскольку им ежедневно напоминают, что тогда они будут признаны повторно впавшими в ересь и их сожгут на костре. «Отказаться, говорят они, значит пойти в огонь». В начале своего выступления Пьер сказал, что тамплиеры намерены предстать перед Вьеннским собором (он был запланирован на октябрь 1310 года, и Климент V должен был огласить там окончательное решение по делу), чтобы выступить перед самим папой римским. Учитывая результаты расследования в других королевствах, если бы они сделали это, шансы ордена на то, чтобы быть признанным невиновным, были бы очень высоки.
Прибытие столь многих тамплиеров в Париж и их выступление перед комиссией не могли не озаботить Филиппа IV. Еще больше его обеспокоило то, что 4 апреля папа Климент отложил Вьеннский собор на год, до октября 1311 года, чтобы было время на полный сбор доказательств. Дело тамплиеров началось с молниеносного нападения на орден на рассвете; с годами их хождение по мукам превратилось в бесконечные сумерки. Требовалось решительное вмешательство.
Королевские власти начали выбирать, кому будет позволено давать показания в Париже. Теперь перед комиссией представали свидетели, готовые повторять все ту же клевету, даже еще более неправдоподобную: непристойные поцелуи спустились от пупка к анусу. Король также запросил второе юридическое заключение от Парижского университета, чтобы подтвердить свое право искоренять ересь в королевстве
[668]. А затем перешел к своей излюбленной тактике: к запугиванию.
Многие из братьев, прибывших свидетельствовать в защиту ордена перед папской комиссией, все еще находились под следствием по обвинениям в ереси и богохульстве. В связи с этим король обратил свое внимание на расследование, проводившееся в епархии Санса под надзором архиепископа Филиппа де Мариньи, брата одного из ближайших королевских советников.
Во вторую неделю мая архиепископ внезапно приступил к вынесению окончательного приговора в отношении пятидесяти четырех тамплиеров, которые в настоящее время находились в Париже, поддерживая защиту ордена. Он решил сыграть на расхождениях между признаниями, которые эти братья сделали во время епископского расследования, и показаниями, которые они дали папской комиссии, чтобы продемонстрировать, что эти свидетели упорствуют в ереси.
Жиль Эслен, архиепископ Нарбоннский, председатель комиссии, предпочел немедленно покинуть слушания. Комиссия продолжила заседать без него, но утром во вторник, 12 мая 1310 года, ее работа была прервана прибытием посланника, который сообщил, что пятьдесят четыре тамплиера, давшие папским дознавателям показания, были признаны упорствующими еретиками и должны быть без промедления преданы казни через сожжение. Несмотря на отчаянные усилия со стороны Пьера Булонского и других прокуроров предотвратить эту казнь, обратившись с официальным воззванием к епархии Санса, королевские власти пренебрегли правовыми процедурами. Тамплиеров Санса усадили связанными на повозки, провезли по улицам Парижа и сожгли заживо в поле на окраине города.
Этим король сломил сопротивление тамплиеров. Один из прокуроров, Рено де Провен, был из Санса, и хотя он не стал одним из пятидесяти четырех казненных 12 мая, их участь могла постичь и его. Продолжение сопротивления означало для него смертный приговор.
Пьер Булонский вновь обратился к комиссии с жалобой на запугивание свидетелей, но на этот раз король показал, как на самом деле выглядит запугивание: несгибаемый тамплиер просто исчез. Комиссии сообщили, что ночью Пьер Булонский бежал из заточения. Больше его никто никогда не видел. Таким образом рядовых членов ордена заставили замолчать. Поток добровольцев, желавших выступить в его защиту, быстро иссяк, остались лишь свидетели, подтверждавшие все те обвинения, с которых началось дело. Слушания продолжались еще несколько месяцев: члены комиссии искали доказательств разложения ордена. Правда, они не услышали ничего, кроме диких фантазий напуганных людей, пытавшихся избежать смерти на костре. Но количество признаний очень скоро склонило чашу весов не в пользу тамплиеров. 5 июля 1311 года члены комиссии были вызваны в Понтуаз на аудиенцию к Филиппу IV. Он велел им прекратить работу: материала было достаточно. Документы по делу направили Клименту V, чтобы в октябре он огласил свое решение на Вьеннском соборе.
* * *
За пределами Франции степень жестокости преследования тамплиеров зависела от заинтересованности и характера конкретного правителя. Особенно это заметно на примере Англии, где король Эдуард II вступил на престол в июле 1307 года, всего за три месяца до массовых арестов во Франции. Его первой реакцией на обвинения в адрес ордена были насмешки. Это вполне соответствовало его характеру: временами он был проницательным, но чаще довольно недальновидным политиком. Эдуарду на тот момент было двадцать три года, и он был обручен с дочерью Филиппа IV Изабеллой. Возможно, ему и советовали быть осмотрительнее, но, получив известие об арестах тамплиеров, Эдуард незамедлительно написал королям Арагона, Наварры, Кастилии, Португалии и Неаполя, что эти обвинения абсурдны и что не стоит принимать их на веру. Предписания Pastoralis praeeminentiae он выполнил скрепя сердце, и когда в январе 1308 года сто сорок четыре английских тамплиера (из которых только пятнадцать были рыцарями) арестовали, шерифам было велено не помещать братьев в «суровые и нечистые» места заключения
[669]. Английскому магистру Уильяму де Ла Мору предоставили удобные комнаты в Кентербери, суточные и несколько слуг, и он мог ходить по городу куда вздумается. В том же месяце Эдуард отправился во Францию, чтобы жениться на дочери Филиппа, но даже по возвращении он по-прежнему не стремился активно преследовать орден, чего желал бы его тесть.
Отношение Эдуарда к тамплиерам изменилось, только когда оказались задеты его собственные интересы. Хотя Изабелла Французская стала его женой, он мало заботился о ней. Гораздо больше его интересовал его старший друг с юных лет Пирс Гавестон. В глазах английского высшего класса эти двое выглядели очень непривлекательной парой, и в мае коалиция английских епископов и дворян заставила короля изгнать фаворита в Ирландию. Самому Гавестону пригрозили отлучением от Церкви, если он вернется. С этого момента все в жизни Эдуарда было подчинено возвращению Гавестона домой. Ему стала важна поддержка Климента V, который имел право отменить временное отлучение Гавестона, – и соответственно изменилась политика Эдуарда в отношении тамплиеров. В ноябре он приказал повторно арестовать всех храмовников, которым до тех пор было дозволено пользоваться относительной свободой. Это возымело желаемый эффект: к весне 1309 года с Гавестона было снято отлучение, в июне он был дома, к большому неудовольствию баронов Эдуарда, а в сентябре король позволил двум папским инквизиторам начать расследование преступлений тамплиеров.
