Эта победа укрепила моральный дух войска, и оно двинулось дальше, к Адалее, и достигло города 20 января 1148 года. Условия по-прежнему были тяжелейшими: измученные лошади умирали, и их либо оставляли гнить на обочине, либо срезали мясо, еще остававшееся на костях. По мере того как вьючных животных становилось все меньше, люди были вынуждены бросать вещи, шатры, доспехи, которые не могли нести на себе. Когда армия остановилась и разбила лагерь близ Адалеи, ряды войска стала косить болезнь, легко поражавшая ослабленных голодом людей, в то время как горожане установили непомерно высокие цены на столь необходимый им провиант.
Пришли зимние снега и бури, пять недель дул встречный ветер, не давая крестоносцам уйти на кораблях. Но теперь армия была, по крайней мере, обучена и способна защитить себя: три нападения турок на лагерь были успешно отбиты. В одном из этих сражений тамплиеры приняли участие, переодевшись обычными рыцарями. Прежде они решили, что лучше будут голодать сами, но сохранят своих боевых коней, и теперь жертва окупилась: увидев столько конных рыцарей, турки подумали, что французскому войску удалось пополнить запасы, и отступили.
Так или иначе, с наступлением весны крестоносцы все еще были живы. Сухопутный переход в Сирию должен был занять еще сорок дней, и предстояло решить, стоит ли и дальше идти по стопам предшественников или лучше избрать более дорогостоящий, но быстрый способ добраться до Антиохии – морем. После долгих раздумий и мучительных переговоров с моряками и судовладельцами Адалеи, которые отчаянно торговались с крестоносцами, вымогая из них последнее, Людовик с группой приближенных наконец отплыл к побережью Леванта. Его люди следовали за ним, и если одним удавалось сесть на корабль, то другие шли пешком. Некоторые же, по свидетельству Одона Дейльского, просто отказались от обета достичь Иерусалимского королевства и готовы были сдаться на милость туркам, лишь бы вернуться через Малую Азию обратно.
Тамплиеры претерпели не меньшие лишения, чем остальная армия Людовика. Но без их дисциплинированности, самоотверженности, находчивости и преданности долгу крестовый поход французского короля, вероятно, завершился бы еще в Константинополе. Теперь же в начале марта Людовик высадился в Антиохии и стал готовиться к следующему этапу миссии по спасению Эдессы. Тамплиерам вновь предстояло принять самое активное участие в событиях.
6
«Мельница войны»
Людовик VII прибыл на Святую землю через порт Св. Симеона, что в устье реки Оронт, понимая, что он уже почти побежден
[182]. Дело было не только в пролитой крови солдат и многих ранах, нанесенных его гордыне: расходы, понесенные им в ходе долгого путешествия из Парижа в Антиохию, оказались разорительными, и средства, отмеренные на славное паломничество, закончились. Этому способствовало и то, что греки Константинополя и Адалеи, видя отчаянное положение крестоносцев, брали с них за провизию и места на кораблях втридорога. Выступить сейчас против мусульман – это было больше, чем могла вынести королевская казна. К счастью, Людовика все еще сопровождал Эверард де Бар, который уже внес свою лепту в финансирование крестового похода французов. Именно к Эверарду король и обратился.
Нужна была очень большая ссуда, и Людовик надеялся, что Эверард с этим поможет. Ни для кого уже не было секретом, что тамплиеры, несмотря на обет бедности, очень богаты. К тому же они имели широкие связи на латинском Востоке и могли не только предоставить собственные средства, но и уговорить других поддержать поход. Но главное – их долгом было защищать паломников, а в сложившихся обстоятельствах именно так могло быть истолковано спасение короля. 10 мая 1148 года Эверард де Бар оставил Людовика в Антиохии и отправился на юг, в Акру, чтобы собрать деньги.
Ему удалось добыть огромную сумму, частично из средств тамплиеров, а частично – заложив их собственность. Позже в том же году Людовик написал регентам, которых оставил управлять Францией в свое отсутствие, и попросил найти тридцать тысяч парижских ливров и две тысячи марок серебра, чтобы погасить долг перед тамплиерами
[183]. Это составляло половину – или даже более того – ежегодных доходов французской короны
[184]. В письме Сугерию, аббату Сен-Дени и одному из регентов, Людовик сообщал, что не сумел бы совершить путешествие в Святую землю без помощи и участия братьев ордена Храма и что орден почти разорился ради того, чтобы поддержать короля и его миссию
[185]. Если учесть, что это были не просто слова и Людовик не стремился выставить тамплиеров в благоприятном свете, похоже, орден действительно пошел на многое, чтобы не дать крестовому походу провалиться.
Но Людовик был не единственным западным королем-крестоносцем, обратившимся к тамплиерам за помощью весной 1148 года. Вразумленный горьким опытом, полученным в Константинополе и близ него, Конрад III сумел добраться до Сирии, прибыв морем в Акру, и оттуда отправился на юг, в Иерусалим, где остановился в штаб-квартире тамплиеров на месте бывшей мечети Аль-Акса. К этому времени мечеть уже полностью перешла к ордену, но сохраняла изысканность королевской резиденции. Один летописец назвал ее «самым богатым» зданием в Иерусалиме
[186]. Это было обширное прямоугольное строение, увенчанное куполом, фронтальный фасад украшали высокие арочные двери и внешний притвор. Вокруг здания, которое христиане называли дворцом царя Соломона, тем самым приравнивая его к обители легендарного ветхозаветного царя, находились новые сооружения разной степени завершенности: дом и крытая галерея на западной стороне, хозяйственные постройки на восточной
[187]. Маленькую мечеть превратили в церковь – об этом написал сирийский поэт и дипломат Усама ибн Мункыз, а в планах уже было возведение огромного нового храма, что отвечало возросшему статусу ордена.
Человек просвещенный, с изысканными манерами, ибн Мункыз дожил до девяноста трех лет и потому имел редкую возможность своими глазами наблюдать весь бурный первый век крестовых походов. Тамплиеров он считал друзьями, хотя они были людьми другой веры. Ибн Мункыз писал, что всякий раз, когда он посещал мечеть Аль-Акса, рыцари обязательно покидали свою церковь, чтобы он мог вознести молитву, обратившись лицом к Мекке. Надо сказать, этот факт он отметил в контексте рассказа, иллюстрирующего глупость, варварство и грубость других франков, – христиан-нетамплиеров ибн Мункыз не мог упоминать без проклятий вроде «Да покинет их Аллах!»
[188].
