…человеком хитрым, коварным и алчным, похотливым, подлым, злонравным. Но временами, желая показать свои хорошие стороны, он бывал достойным человеком, ласковым, остроумным, очаровательным, трудолюбивым. Он мог читать, писать и петь, мог сочинять музыку и песни… также он мог говорить на разных языках… Если бы он был добрым католиком, возлюбил бы Бога и церковь… мало кто на свете мог бы сравниться с ним
[482].
Всю жизнь его преследовали обвинения в безбожии, поскольку он с пренебрежением относился ко всем конфессиям, а на публике окружал себя не только христианской челядью, но и экзотическими слугами-мусульманами с Сицилии. Скептицизм, по-видимому, был одним из следствий любопытного и живого ума: его равно привлекали научные открытия, занятия искусством и охота, в особенности соколиная – он считал себя первейшим ее знатоком на всем белом свете.
Таков был человек, перед которым Пьер де Монтегю пал ниц, чтобы поцеловать ему колено. Но сделано это было не в знак признания учености императора. Скорее, это был акт заключения политического соглашения между орденом Храма и лидером крестового похода на Восток. Какие бы стремления ни двигали Фридрихом, он был самым влиятельным королем, прибывшим сюда, со времен Ричарда Львиное Сердце, сражавшегося на Востоке тридцать лет назад. Долг военных орденов заключался в том, чтобы содействовать ему во всем и сохранить мир между Фридрихом и Жаном Ибелином, повелителем Бейрута, могущественным местным бароном, который крайне подозрительно отнесся к прибытию императора. К несчастью как для тамплиеров, так и для императора, коленопреклонение Монтегю было притворством. Не прошло и нескольких недель, как отношения между ними обострились до предела.
Фридрих не имел дела с тамплиерами Святой земли до встречи с их магистром в Акре, но в самой его личности и в проводимой им политике было много того, что предвещало неуспех их союза. Начать с того, что в глубине души Фридрих, очевидно, без энтузиазма относился к самой идее крестовых походов. И у него были на то веские причины. Управление таким огромным и сложным политическим наследием, как Священная Римская империя, не оставляло возможности глубоко вовлекаться в события на Востоке, да к тому же относительно небольшой опыт участия Гогенштауфенов в крестовых походах был неутешительным. Дед Фридриха Фридрих I Барбаросса утонул в Малой Азии, направляясь в Третий крестовый поход, а его отец, император Генрих VI, самый свой значительный вклад в крестоносное движение внес тем, что захватил и удерживал Ричарда Львиное Сердце в заложниках, когда тот возвращался на родину из Акры. В конце концов Генрих VI отпустил Ричарда за выкуп в сто тысяч марок и очень скоро потратил большую часть этой гигантской суммы на завоевание королевства Сицилия
[483].
В правление самого Фридриха II также произошли события, сулившие ордену Храма мало хорошего. Тамплиеры и госпитальеры давно присутствовали на Сицилии, но при Фридрихе они были отодвинуты в сторону новым Тевтонским орденом, который агрессивно стремился утвердить свое превосходство. Многие сицилийские рыцари даже предпочли перебраться на Восток и уже там вступить в орден Храма, чтобы избежать враждебности со стороны императора
[484].
Одним из главных советников Фридриха был великий магистр Тевтонского ордена Герман фон Зальца, чрезвычайно способный политик, которого его люди высоко ценили. Под влиянием Германа Фридрих освободил Тевтонский орден на Сицилии от уплаты налогов на весь импорт и экспорт и одобрил его просьбу о предоставлении тех же «свобод, пошлин и всех прав», которыми пользовались тамплиеры и госпитальеры. В 1221 году Фридрих подал папе Гонорию III прошение, чтобы обеспечить немецким братьям освобождение от церковных налогов и надзора. А когда в 1225 году он женился на Изабелле II и стал королем Иерусалима, то использовал новые полномочия, чтобы сделать Тевтонский орден независимым от церковных властей на Востоке
[485]. Все это не могло пройти незамеченным для тамплиеров, успех которых опирался на их особый статус и исключительную благосклонность западных королей.
Наконец, Фридрих был печально известен своей ненадежностью. Дважды он давал обет пойти в крестовый поход: в 1215 году, когда стал королем Германии, и в 1220 году, когда получил корону императора. Но прошло больше десяти лет, прежде чем он, наконец, добрался до Святой земли, и даже тогда опоздал на целый год, оправдываясь болезнью. В конце концов терпение папы лопнуло, и вышло так, что, когда Фридрих наконец прибыл в Акру в сентябре 1228 года, Святой престол был далеко не благосклонен к нему.
Такое изменение отношения объяснялось главным образом тем, что теперь в Риме был другой папа. Гонорий III умер в марте 1227 года, и ему на смену пришел немолодой, но известный крутым нравом итальянец Григорий IX. Раздражительный и вспыльчивый, он то и дело обрушивал на кого-нибудь свой гнев, будь то парижские студенты-еретики, язычники в Балтии или даже кошки, которых он считал воплощением Сатаны. Именно этот папа основал инквизицию, чтобы искоренить ересь по всей Европе, и сурово преследовал евреев, устроив повсеместные публичные сожжения Талмуда.
Но прежде чем ополчиться на кошек, еретиков и евреев, Григорий обратил свое внимание на императора Священной Римской империи. Его первым значимым деянием на папском престоле стало отлучение Фридриха от Церкви в наказание за постоянное промедление. Григорий издал папскую буллу, а в ней обрушился на императора, который «забыл свои обеты, клятвы, наказание и самое дело Христа» и «предался обычным увеселениям в своем государстве»
[486]. Булла об отлучении прибыла в Акру вскоре после самого Фридриха, и ее появление, равно как и привычка императора произносить обличительные речи в адрес несправедливого папы разрушили все надежды на добрые отношения между Фридрихом и тамплиерами. Не прошло и нескольких недель после показного коленопреклонения Пьера де Монтегю, а орден уже был на ножах с самым могущественным светским правителем Европы, возглавившим Шестой крестовый поход.
Всерьез вражда началась с решения императора 15 ноября выступить из Акры в сторону Яффы, объявив таким образом войну султану Египта. После того как аль-Муаззам, правитель Дамаска, умер от дизентерии 12 ноября 1227 года и на смену ему пришел его двадцатилетний сын аль-Насир, среди Айюбидов опять царила вражда
[487]. Предпочтя консолидацию власти миру в семье, аль-Камиль попытался свергнуть племянника и захватить Дамаск. В конфликт оказался втянут третий член семьи аль-Ашраф, правитель Джезире (Верхней Месопотамии), и в результате империя Айюбидов вступила в очередной период междоусобиц.
