Во втором послании Жак с горячностью отстаивал свой орден. Он начал с того, что идею слияния уже не раз рассматривали в прошлом и отвергали так часто, что к ней не стоило и возвращаться. Три папы размышляли об объединении орденов и отказались от него, а папа Бонифаций объявил, что дело «закрыто полностью»
[619].
Так и было, но Жак знал, что это решение оказалось не окончательным. За пять лет до написания этого письма Раймунд Луллий посетил Кипр и после этого еще сильнее уверился в необходимости объединения. Знаменитого проповедника и теоретика реформ поддержал и воинственно настроенный французский памфлетист Пьер Дюбуа, имевший связи при французском дворе. Он написал трактат под названием «О возвращении утраченной Святой земли», где заявлял, что объединение военных орденов надо было произвести еще раньше:
…во времена крайней нужды эти ордены были разделены между собой… если им суждено принести какую-либо пользу Святой земле, желательно и целесообразно объединить их в один орден с единым внешним видом, уставом и собственностью
[620].
Поэтому просто написать, что идея слияния орденов изжила себя, было бы явно недостаточно. Чтобы убедить Климента, магистр изложил, один за другим, аргументы за и против нее.
Начал он с того, что нынешнее положение дел достаточно хорошо. Существование разных военных орденов принесло «добрые плоды», и не стоит что-либо менять, «поскольку новшества всегда или почти всегда чреваты опасными последствиями». Это было довольно смелое утверждение: утрату Святой земли трудно было назвать «добрыми плодами». Тем не менее Жак де Моле на это пошел и добавил, что было бы нечестно требовать от людей, которые принесли присягу одному ордену, отказаться от нее и присягнуть другому. А затем он перешел к своему главному аргументу: тамплиеры и госпитальеры обязаны были своими успехами именно соперничеству друг с другом. Слияние орденов приведет к спорам, возможно даже к кровопролитию, поскольку «по наущению дьявола между ними могут начаться перепалки навроде: “Мы были достойнее вас и сделали больше добра”. […] И если такое случится, это может привести к большому разладу». Кроме того, может оказаться сложно объединить параллельно существующие иерархии и собственность орденов, то же касается их благотворительной деятельности, и результат может быть таков, что бедные и нуждающиеся будут получать меньше помощи.
Соперничество между тамплиерами и госпитальерами, писал Жак, не просто причина не объединять их под одним знаменем – это залог успеха орденов. Конкуренция всегда заставляла их достигать большего:
Если тамплиеры переправляли в заморские страны множество братьев, а также лошадей и других животных, госпитальеры не успокаивались, пока не делали того же или даже более… Если один орден был славен своими рыцарями и их воинскими и другими заслугами, другой орден всегда стремился превзойти его… Если же два ордена будут едины, не думаю, что они станут прилагать такие усилия.
Наконец, хватаясь за соломинку, Жак заявлял, что тамплиеры и госпитальеры всегда составляли авангард и арьергард королевских армий в крестовых походах, и это станет невозможно при существовании только одного ордена, который не сможет обеспечивать безопасность «паломникам Господа, высшего или низшего сословия» на должном уровне.
Это последнее утверждение было довольно зыбким и необъективным, но после него следовал последний раздел записки, где Жак де Моле как мог признавал некоторые преимущества объединения. Он писал, что люди утратили прежнее уважение к монашеству и, возможно, единый орден сумеет изменить это. Кроме того, от сокращения количества орденских домов и замков «экономия будет значительной». После этого он со всем возможным почтением призывал папу отбросить идею слияния, как уже случалось в прошлом, и обещал ему сообщить гораздо больше по прибытии.
В октябре 1306 года магистр приготовился к долгому путешествию на Запад. Наместником на время своего отсутствия он оставил Эме д’Озелье, ветерана ордена с тридцатилетним стажем, с 1300 года служившего маршалом. После этого Жак де Моле покинул Кипр и отправился ко двору Климента V в королевство Филиппа IV в надежде вернуться, сохранив свой орден и выяснив цель следующего крестового похода.
Но он никогда больше не увидел Кипр.
* * *
Плавание было долгим, и великий магистр опоздал на несколько недель, пропустив дату, назначенную папой, однако это не имело большого значения. Осенью Климента сразил очередной приступ болезни, и до Нового года он был слишком болен, чтобы с кем-либо встречаться. Таким образом, прибыв во Францию, Жак мог не торопиться. Вероятно, он сошел на берег в порту Марселя, где у тамплиеров стоял флот и откуда они руководили морскими перевозками из Европы на Кипр. Далее его путь лежал в Пуатье, нарядный французский город, стоящий на реке Клэн, где во дворце с просторным залом для аудиенций, построенным для Алиеноры Аквитанской и называвшимся Зал потерянных шагов, размещался папский двор. Пока Жак добирался туда, у него было достаточно времени, чтобы ознакомиться с положением дел во французском королевстве.
Династия Капетингов, к которой принадлежал Филипп IV, правила Францией уже больше четырех веков. В XIII веке она значительно расширила владения короны, добавив к ним Нормандию, Анжу, Бретань и Тулузу, которыми прежде управляли почти независимые бароны или иноземные монархи. Имея первоначально в собственности лишь небольшую территорию вокруг Парижа, Капетинги захватили большую часть западного побережья королевства, распространив свою власть на юг до Пиренеев и на восток до реки Роны.
Происходили они напрямую от Карла Великого. Благодаря древней истории рода и недавней экспансии короли Капетинги уверовали в божественную природу своей власти. В 1297 году Филипп добился канонизации своего прославленного деда Людовика IX. Себя самого он считал таким же в высшей степени христианским королем в высшей степени особенного королевства. Ему хотелось, чтобы это признавали и все остальные.
Некоторые из подданных подсмеивались над напыщенной религиозностью Филиппа. Но им очень быстро дали понять, что это плохая идея. В 1301 году Бернар Сессе, епископ Памье, назвал Филиппа бесполезной совой: «самая красивая из птиц, которая ничего не стоит… таков наш король Франции, который ничего не может сделать, кроме как таращить глаза на людей». Это было в равной степени неразумно и ошибочно: очень скоро епископ был осужден за колдовство, богохульство, блуд, ересь и измену. Филипп не был ни сердечен, ни слишком умен, но зато он был расчетливым фанатиком, эгоистично благочестивым, умевшим убедить себя в худших намерениях других и готовым уничтожить любого, кто встал на его пути.
Самым печально известным примером этого стало противостояние короля и папы Бонифация VIII, длившееся с 1296 по 1301 год. Началось оно из-за попыток Филиппа обложить французское духовенство налогами и пустить их на военные нужды, но очень скоро переросло в жестокое соперничество за абсолютную власть (одним из сражений этой войны стал яростный спор из-за ареста епископа Сессе). Бонифаций пытался запугать Филиппа серией папских эдиктов, завершившейся буллой Unam Sanctam
[621], которая агрессивно утверждала духовное господство Церкви и настаивала на том, что ей должны подчиняться все, в том числе и короли. В ней недвусмысленно говорилось, что «для спасения души всякое человеческое существо должно подчиняться римскому первосвященнику»
[622].
