Тем временем помощницы, подобно муравьям, сновали туда-сюда в дом, из него в гараж и обратно с охапками всяких предметов в руках. Сама Вайолет была уже на грани безумия. Как жрица оракула, осажденная сверхусердными послушницами, она была окружена настойчивыми дамами, и каждая требовала указаний: куда отнести вот это или что делать вот с тем, или когда прибудет то-то или кто должен делать это.
Увидев Изобель и Эмми, она помахала им каким-то списком поверх голов обступившей ее стаи помощниц. Потом, каким-то образом освободившись, пробилась к новоприбывшим.
– Как это мило с вашей стороны, миссис Тиббет! Я даже не ожидала, что вы все утро пожертвуете… очень вам благодарна. – Она просияла улыбкой. – А Изобель, конечно, всегда наша твердыня. Изобель, милая, если хочешь, чтобы меня не убили, пойди и останови Гарри Пенфолда, который пытается поставить мишени для колец посреди любимой розовой клумбы Джорджа. А потом, если не против, помоги миссис Роджерс красиво расставить варенья и джемы. Спасибо тебе, дорогая.
– А что делать мне, миссис Мансайпл? – спросила Эмми.
– Если зайдете в дом, там найдете Мод с простынями.
– С простынями?
– Мы ими накрываем вместо скатертей столы с закусками в павильоне. Их надо прикалывать особым образом, Мод вам покажет. А потом надо расставить бокалы и чашки… нет-нет, миссис Берридж, эта пепельница «из хлама». А для «счастливого нырка» все должно быть завернуто, потому что отруби…
Хозяйка снова скрылась в толпе.
Эмми с некоторым трудом пробралась к дому. В холле она чуть не столкнулась с Джулианом, который нес большую бочку отрубей.
– Здравствуйте, миссис Тиббет! – сказал он. – Я слышал, что ваш муж вернулся в Лондон?
– Да.
– Его можно понять. Тут скорее тонущий корабль, нежели жилище человека. Да смилуется небо над бедными моряками.
Он со своим грузом скрылся в саду.
Из кабинета вышел Фрэнк Мейсон. Его рыжие волосы слиплись в остроконечные пряди, и в руках он нес кучу сборного хлама на потертом подносе.
– Я знаю, что она была там, – говорил он кому-то.
– Ну так теперь ее там нет, молодой человек, – ответил из кабинета командный и неприязненный голос Рамоны. – Сами можете убедиться.
– Это очень важно! – крикнул Фрэнк через плечо.
– Все важно в день Праздника, – ответила Рамона. Она появилась в дверях, но лицо ее было скрыто под охапкой какой-то одежды. – Мод, милая, можешь это взять?
– Нет, тетя Рамона, не могу, – твердо ответила племянница.
– Позвольте мне, леди Мансайпл, – сказала Эмми.
– Ох, спасибо! – Рамона свалила неаппетитную кучу на руки миссис Тиббет. – На лужайку, под платан. Там уже должны были стол поставить.
Выходя в сад, Эмми услышала слова Мод:
– Насчет чего это Фрэнк тут так переживал?
– Какая-то книга…
Голос Рамоны остался позади.
Стол под платаном еще не был поставлен. Эмми прибыла как раз вовремя, чтобы увидеть, как он разложился на своих складных ножках и опустился на землю с некоторым медлительным достоинством, аккуратно прищемив пальцы помощника, который его ставил. Были слышны вопли от гнева и боли, голоса, немедленно требовавшие лейкопластырь. Эмми, уступая обстоятельствам, свалила свой груз еще одной кучкой на траву и вернулась помогать Мод закалывать простыни. Было десять часов утра.
…В десять минут одиннадцатого в безымянном правительственном кабинете уверенный в себе Куайт говорил следующее:
– Мы, конечно, постараемся вам помочь, главный инспектор – но это может быть нелегко. Эти новые независимые страны – штучки непростые, знаете ли. Мы сейчас в Буголаленде… – он прокашлялся, – не совсем званые гости.
– Но ведь наверняка остались какие-то старые колониальные фамилии, – возразил Генри. – На службе у нового режима?
– Да, это действительно так. Когда я говорил «мы» – я имел в виду именно «нас». Сейчас нелегко стало добывать информацию.
– Та информация, которую я прошу, ни в каком смысле не является секретной. Вопрос сводится к просмотру записей.
– Вы этих парней не знаете, – грустно ответил представитель ведомства.
– Но если мои догадки верны, ваш департамент будет очень заинтересован, – добавил Генри.
Куайт вздохнул:
– Нас заинтересовать не так-то просто, знаете ли. Ладно, выкладывайте. Все подробности по той информации, что вам нужна…
Половина двенадцатого. Столы для хлама расставлены, мишень для колец перенесена с клумбы роз, палатка «Предсказательницы судьбы» упала второй раз, чуть не прибив Рамону, которая – по ежегодной обязанности – как раз была внутри, обследуя свое рабочее место. Помощников отпустили, к всеобщему облегчению, и рядом с «Викингом» выстроилась плотная шеренга ожидающих открытия.
Только Фрэнк Мейсон остался перетаскивать вещи по поручениям Мод, в перерывах жалуясь:
– Я ее принес по ошибке и должен забрать. Она лежала с хламом.
– Дорогой Фрэнк, – говорила бесчувственная Мод. – К концу дня, если ваши золотые часы не будут проданы за шесть пенсов, а штаны останутся целыми, можете считать себя счастливым. Так что перестаньте поднимать шум из-за вашей дурацкой книжки, лучше помогите мне вынести на столы вот эти кувшины с лимонадом.
Эдвин с кроссвордом в руке медленно проследовал на кухню и сказал:
– Меня прислала Вайолет с сообщением.
– Вот как? Что же она велела передать, дядя Эдвин?
– Не могу теперь вспомнить. Что-то насчет киоска «Союза матерей».
Епископ налил себе лимонад, но Мод выхватила стакан у него из рук.
– Нет-нет, нельзя сейчас! Это на потом!
Она вылила лимонад обратно в кувшин. Эдвин с некоторым удивлением рассматривал свою пустую руку.
В двери показалась голова Джулиана.
– Оркестр прибыл, – сказал он с некоторым отчаянием.
– Отлично, – ответила Мод. – Скажи им, чтобы шли в старую детскую – переодеться в форму.
– Половина из них форму не привезла, – ответил молодой человек. – Некоторые забыли инструменты, а двое уже пьяны.
– А они всегда пьяны, – ответила Мод. – Так что не волнуйся.
Джулиан скрылся.
– Кто всегда что? – спросил епископ.
– Пьяны, дядя Эдвин.
– Пьяны? Союз матерей? Как это удивительно. Я думал, это просто лимонад.
– Ну, знаете ли, – сказала Мод в пространство.
Временами быть Мансайплом требовало крепких нервов. Мод побыстрее выставила Фрэнка с лимонадом в сад.
Эдвин взял тарелку, где лежали маленькие тартинки и бумажка с надписью: «Миссис Берридж, пирожки с кремом, первый приз». Машинально жуя, епископ побрел на стрельбище. Там, что парадоксально, царила тишина. В безмятежном спокойствии, вдали от суеты, Джордж и Клод готовили мишени, патроны и пистолеты к послеполуденным соревнованиям. Эдвин сел на садовую скамейку и предложил братьям тартинки. Они с благодарностью приняли предложение, и какое-то время все молча жевали. Потом епископ сказал:
