– Четырнадцать стоунов восемь фунтов.
У викария вытянулось лицо. Эмми заполнила квитанцию, и пара удалилась.
Викарий обратился к Эмми театральным шепотом:
– На самом деле, миссис Тиббет, мой вес…
– Не говорите, прошу вас, – перебила она, – я могу случайно выдать, если мне будет известно.
– Я лишь хотел сказать, – с достоинством произнес викарий, – что вешу меньше четырнадцати стоунов. – Он вздохнул, осмотрел свой уютно округлый силуэт и добавил: – Летом я играю в крикет. Боюсь, что недостаточно.
– В основном люди называют около тринадцати стоунов, – сказала Эмми утешительным тоном.
– Средняя оценка – тринадцать стоунов десять фунтов, – сказал викарий, обладающий острым слухом. – Я устно высчитал. Дело, боюсь, в этом костюме. Его сшили несколько лет назад, я тогда поплотнее был. Он и создает, э-э… превратное впечатление. – Викарий засмеялся несколько смущенно. – Никогда не судите о книге по обложке.
В этот момент появилась Изобель Томпсон.
– Перерыв на чай, – сказала она радостно, обращаясь к Эмми.
– Изобель, но я…
– Не спорить, – возразила подруга. – Вайолет взяла на себя «хлам», а я подменю тебя на полчаса. Тебе полагается чай. Я бы на твоем месте поторопилась, – добавила она.
И правда, дождь начался снова, крупными плюхающимися каплями. Эмми с благодарностью сказала:
– Спасибо. Если так, то я быстро.
– Я думаю, – сказал викарий жалобно, – что мне надо надеть макинтош.
– Это будет крайне несправедливо, мистер Дишфорт, – сказала Изобель дружелюбно, но твердо. – Все, кто делают ставки, должны иметь возможность хорошо вас разглядеть.
– Получается, будто я уродец в ярмарочном балагане, миссис Томпсон.
– Уродец или нет, но вы точно в ярмарочном балагане, – ответила Изобель. – И подумайте о церковной крыше.
– Вашему мужу вряд ли понравится, если я умру от простуды.
– Я не против подержать над вами зонтик, но плащ надевать не следует. Так сказала миссис Мансайпл.
– Ну, знаете ли! Миссис Мансайпл не может распоряжаться…
Эмми оставила спорящих и пробралась под навес, где были напитки и закуски.
Глотая горячий чай и заедая чудесным пирогом миссис Роджерс, она вдруг вспомнила слова викария – и тут ее осенило. Она огляделась в поисках Фрэнка Мейсона, но его нигде не было. Эмми выглянула из-под тента: лило пуще прежнего, а ей не хотелось тратить свои драгоценные полчаса на беготню под дождем. Тут она увидела Мод и окликнула ее.
– Здравствуйте, миссис Тиббет, – сказала девушка. Она была в резиновых сапогах, блестящем пластиковом плаще и зюйдвестке и выглядела так, будто никакой силы дождь не сможет ее запугать. – Чем могу помочь?
– Вы не видели Фрэнка Мейсона?
– Да, но не сейчас. Он вам нужен?
– Ничего конкретного. Но если увидите его, скажите, что книга, наверное, там, где «счастливый нырок».
– Вы про ту книгу, которую он по ошибке принес с хламом?
– Да, про нее. Он мне сказал во время ленча, что она завернута в коричневую бумагу. А ваша мама несколько раз повторила: все, что для «нырка», должно быть обернуто, а хлам – нет.
Мод состроила гримасу.
– Скудная тогда надежда – найти ее, – сказала она. – Ну, все равно, увижу его – скажу.
– Спасибо, – ответила Эмми и вернулась в сухую теплую палатку с приятным чувством выполненного долга. Было четыре часа дня.
Куайт начал проявлять определенный энтузиазм. Он собрал несколько папок и бумаг у себя на столе и оставил сигарету догорать в пепельнице, пока изучал их. Он сказал Генри:
– Тут может быть кое-что для вас, Тиббет.
– Я долго сомневался, – ответил Тиббет. – Просто не мог в это поверить.
– В нашем департаменте умеют верить всему, – сказал Куайт с мрачной гордостью. – Вспомните дело Лонсдейла. Легенда, тщательно созданная за двадцать лет в нескольких странах…
– Я об этом подумал, – сказал Генри. – Но этот мальчик так молод…
Куайт постучал по машинописному листу, только что выложенному на стол.
– Мачеха отца, – сказал он. – Магда Мэннинг-Ричардс, урожденная Борти. Венгерка. Приехала в Лондон танцовщицей кабаре более пятидесяти лет назад. Познакомилась с Хэмфри Мэннинг-Ричардсом, который в те времена был комиссаром в Буголаленде, и вышла за него замуж. Поехала туда с ним и была враждебно принята британской общиной. После смерти мужа и женитьбы пасынка Тони вернулась в Венгрию, где стала активной революционеркой. При ее знании Буголаленда естественным образом вошла в контакт с наиболее радикальными левыми элементами страны до дней Независимости. Двадцать лет назад Тони Мэннинг-Ричардс погиб в автомобильной катастрофе в Буголаленде вместе с женой и пятилетним сыном. Через десять лет после этого Магда появилась в Алимумбе – городе, где жила поначалу с мужем, в западном Буголаленде. Естественно, она не рискнула появиться на востоке, где Тони и его семью хорошо знали – потому что с ней был пятнадцатилетний мальчишка, которого она представляла как своего внука-сироту.
– Кто же он? – спросил Генри. Ему стало слегка не по себе при мысли о Мод.
Куайт пожал плечами:
– Ваши догадки вряд ли отличаются от моих, старина. Почти наверняка венгр – подлинный родственник Магды. Дитя революции. Это точно. И тщательно подготовлен к работе тайного агента. Ультраконсервативное, убежденное колониалистское происхождение сделано очень грамотно.
– Он… – Тиббет понимал, что хватается за соломинку. – Он… знает, кто он такой?
– Я бы сказал, – ответил Куайт, – он знает, кем не является, то есть Джулианом Мэннинг-Ричардсом. Его встреча с Мод Мансайпл не случайна, как и их помолвка. У него инструкции – получить работу в Бредвуде. Подумайте сами. – Он откинулся на спинку кресла и сказал почти восхищенно: – Внедрить туда агента. Личным помощником сэра Клода и мужем его племянницы, работающей там же физиком. Доступ к любым секретным документам лаборатории, и такое глубокое внедрение, что потребуется Королевская комиссия, прежде чем кто-нибудь посмеет на него указать. Вот чего я не понимаю – это как вы его вычислили.
– Тетя Дора, – ответил Генри.
– Тетя Дора?
– Мисс Дора Мансайпл, которая умерла на прошлой неделе… она хорошо знала Хэмфри Мэннинг-Ричардса. И она не узнала Джулиана.
– А причины, по которым должна была узнать?
– Она поняла, что это не он, – сказал Тиббет. Куайт поднял брови. – Он не вписывался. Мисс Мансайпл не то что не узнала его, она анти-узнала, если вы меня понимаете.
– Нет, не понимаю, – ответил Куайт.
– А потом про персики, – продолжал Генри.
