– В какое время?
– Сразу после шести, капитан. Точно не помню. Я как раз проходил через холл, он попрощался со мной и вышел.
За Беппи последовал Карло, который представил правдивую, чтобы не сказать вдохновенную картину того, что произошло у подножия подъемника. Он также подтвердил сведения Марио о времени, когда разные постояльцы «Белла Висты» пользовались подъемником, но не смог точно назвать время, когда Хозер днем поднимался в отель.
После ухода Карло капитан Спецци вызвал Герду. Генри снова отметил внушающий странное беспокойство настороженно-бесстрастный вид фройлейн. Она была одета во все черное – черные брюки-форлагеры и черный свитер с высоким стоячим воротом, лицо, как обычно, отличалось бледностью. Грациозно усевшись на стул, девушка замерла в ожидании вопросов капитана. Все ее движения, казалось, были сведены к минимуму – она словно бы намеренно экономила энергию, что, по предположению Генри, свидетельствовало о глубоком резерве силы. Спецци смотрел на нее с нескрываемым восхищением. Извинившись за то, что пришлось побеспокоить ее, он не без робости начал задавать вопросы по-немецки.
– Не будете ли вы любезны назвать нам свое полное имя, фройляйн?
– Герда Августа Браун.
– Вы работаете у барона и баронессы фон Вюртбург?
– Да.
– В каком качестве?
Герда чуть-чуть приподняла бровь. Этим едва заметным мимическим движением она безошибочно дала понять, что задавать вопросы, ответы на которые известны всем, – пустая трата времени. Спецци, открывавший новую страницу своего досье, этого не заметил.
– Я присматриваю за детьми, – ответила она.
– Есть ли у вас другие обязанности?
– Как бы это было возможно? У меня их и так достаточно.
Спецци взглянул на нее и немного покраснел, но на спокойном лице девушки не было ни малейшего признака надменности. Он продолжил:
– Пожалуйста, расскажите нам точно, что вы делали вчера.
После короткой паузы Герда поинтересовалась:
– В Италии принято вести допрос в присутствии публики?
И обратила на Генри спокойно-пристальный взгляд.
Спецци к этому времени уже весьма разволновался.
– Я веду расследование так, как считаю нужным, – сказал он и бросил на стол карандаш, остро заточенный грифель которого сломался с тихим треском. – Это не ваше дело, но я поясню: герр Тиббет имеет отношение к британской полиции…
– А-а! – Герда снова посмотрела на Генри, на этот раз с выражением, которое можно было истолковать как удовлетворение. – В таком случае я очень рада его присутствию.
От Спецци не укрылся тончайший оттенок язвительности. Он вспыхнул, но ничего не сказал, хотя вид у него был весьма удрученный.
– Вчера я встала, как обычно, в семь часов утра, – начала Герда, – и одела детей. Мы позавтракали в половине девятого и к половине десятого были готовы встать на лыжи. Сначала мы с детьми съехали в деревню по маршруту номер три, потом поднялись по канатной дороге на Альпийскую розу. Мы проделали три спуска: один утром и два днем. Ленч у нас был с собой, и мы съели его на террасе гостиницы «Роза» на вершине горы. Там в солнечном свете было очень красиво, – неожиданно добавила девушка.
– А потом?
– В пять часов мы закончили последний спуск и, как договаривались, встретились с баронессой в спортивном магазине – она хотела купить детям новые свитера. Совершив покупки, мы отправились в кафе «Олимпия», где присоединились к синьору ди Санти и группе англичан.
Спецци слушал этот пунктуальный доклад, произносимый тихим голосом, со смешанным выражением восхищения и раздражения. Когда Герда сделала паузу, он спросил:
– Видели ли вы в тот день герра Хозера?
– Во время завтрака. Я слышала, как он призвал синьора Россати и попросил его подготовить счет, поскольку уезжал последним поездом.
– И больше вы его не видели?
– До вечера – нет.
Спецци наклонился вперед.
– Что вы хотите этим сказать?
Герда снова едва заметно приподняла бровь.
– Разумеется, то, что я видела его, когда ехала на подъемнике вверх. Он спускался. Полагаю, к тому времени он уже был мертв.
Она говорила без малейшего намека на какие бы то ни было эмоции.
– Расскажите об этом подробнее.
– А что тут рассказывать? Я ехала последней. Первыми поднимались англичане, за ними синьор ди Санти, потом баронесса, Лотти и Ганси. Я была примерно на середине пути, когда увидела спускающегося Хозера.
– Вы без труда узнали его?
– Конечно. Уже стемнело, и шел снег, но от лампы на пилоне света было достаточно, к тому же на нем были эти ботинки из леопардового меха.
– Вы только что сказали, что, по вашему мнению, к тому времени он был уже мертв. А в тот момент что-то подобное не пришло вам в голову?
– Что он мертв? Нет. Он ссутулился, защищаясь от снега, прижал подбородок к груди и надвинул шляпу на глаза. Я заметила, что он покачнулся в кресле, когда оно дернулось, проезжая мимо пилона, и подумала, что герр Хозер, наверное, заснул. – Герда помолчала, а потом по собственной инициативе добавила: – На миг во мне встрепенулась надежда, что он выпадет из кресла и сломает себе шею. Но страхующая перекладина, конечно, это предотвратила.
Если бы Герда достала из кармана ручную гранату и положила ее на стол, это не произвело бы большего впечатления, чем ее слова. Девушка бесстрастно наблюдала, как Спецци вскочил, помянул черта, попросил ее повторить то, что она сказала, – Герда повторила, – и наконец рухнул обратно на стул, промокая пот, выступивший на лбу.
– Вы осознаете, какой опасности подвергаете себя, говоря такие слова, фройляйн? – воскликнул он почти с болью. – Почему вы это сказали? Зачем?
Герда бросила на него быстрый испепеляющий взгляд и обратилась к Генри:
– Вы бы все равно узнали, – сказала она. – Так лучше уж я сама скажу. Я ненавидела Фрица Хозера. Он убил моих родителей.
Это признание снова повергло Спецци в состояние лихорадочного возбуждения.
– Спокойствие! – выкрикнул он.
Герда не обратила на него ни малейшего внимания.
– Фамилия моего отца Браун, – объяснила она Генри, – но у моей матери была другая фамилия – Розенберг. Она была еврейкой. Вы могли слышать имя моего отца – Готфрид Браун.
– Актер, – сказал Генри.
– Да.
– Он был бесподобен. Я видел все его фильмы. Он работал с Дженнингсом и Рейнхардом…
– Да.
– И он, кажется… – Генри смущенно запнулся.
– Он покончил с собой, – ровным голосом подтвердила Герда, – после того как гестапо арестовало мою мать. Мама умерла в Равенсбрюке.
