В ответ на зов синьоры Веспи из внутренних семейных покоев по лестнице, стуча каблучками, спустилась хорошенькая светловолосая девушка.
– Моя дочь, – представила ее Роза. – Она приглядит за магазином, пока меня не будет.
Мария робко улыбнулась инстуктору, которого синьора Веспи уже вела во внутреннее помещение. Генри, как от него ожидали, восторженно высказался о выдающейся красоте и благородном характере, которым наверняка обладал молодой человек, уверенно смотревшими с фотографии в задрапированном черным крепом алтаре на каминной доске. Потом сделал комплимент хозяйке по поводу ее захламленной гостиной и в конце восхитился великолепием новой радиолы.
– Это радиола Джулио, – с печальной гордостью объяснила Роза Веспи. – Ему ее прислали аж из Милана. Да, мальчик был очень умен и зарабатывал много денег на туристах. Машину мы отдали Пьетро, потому что сами слишком стары для таких вещей. А радиола… она потрясающая, правда? И очень дорогая. Марио не разрешает ею пользоваться. Когда он вернется, я заставлю его показать ее вам…
Она положила ладонь на крышку радиолы, когда из двери раздался резкий окрик: «Роза!»
Генри обернулся и увидел Марио. У себя дома старик обрел достоинство и властность, каких Тиббет в нем не подозревал. Он выглядел усталым и озабоченным, но заставил себя улыбнуться и сказал:
– Добро пожаловать в мой дом, синьор. Надеюсь, моя жена не утомила вас своей болтовней.
Потом, повернувшись к Розе, добавил:
– Незачем надоедать джентльмену в такой момент какими-то радиолами. Он хочет поговорить об убийстве, да?
– Я надеялся перекинуться с вами словечком, Марио, – подтвердил Генри. – Давайте выпьем вместе.
– Роза! – повелительно сказал жене Марио, – Вермут… вино… быстро!
– Нет-нет, – запротестовал инспектор. – Я вас приглашаю. Может быть, мы могли бы пропустить по стаканчику в баре «Шмидт»?
Марио внимательно посмотрел на Генри.
– Как пожелаете, синьор. С удовольствием.
Бар «Шмидт» был забит местными, по обыкновению собравшимися выпить в середине дня. Застоявшийся запах чеснока, черного табака и вермута облаком висел над обшарпанным залом с деревянными стенами, окна которого, по предположению Тиббета, не открывали с предыдущего лета, если открывали вообще. В смешанном гуле голосов в равных пропорциях различались итальянский, немецкий и диалект местных горцев – ладино
[26].
Марио был встречен завсегдатаями с явным дружелюбием, но не без примеси любопытства, которое сменилось уважительным смущением, когда в его спутнике узнали инспектора. Для вновь пришедших освободили место на одной из сильно потертых скамей, и Генри заказал два стакана сладкого темного вермута.
Когда они обменялись положенным «Salute»
[27] и чокнулись, Тиббет сказал:
– Я хотел поболтать с вами, Марио, потому что, уверен, вы можете помочь мне понять, что на самом деле представлял собой Фриц Хозер. Как я выяснил со слов вашей жены, вы хорошо его знали. Расскажите мне о нем.
В тот же миг, как по команде, в зале наступила мертвая тишина. Генри понял, что все, затаив дыхание, ждут ответа Марио. Старик медленно покрутил свой стакан, потом ответил:
– Думаю, все женщины слишком много болтают, синьор. Хозер заходил к нам изредка – наши отцы дружили когда-то, и он навещал нас в память о прошлом. Моя жена очень гордилась этим, и теперь ей нравится думать, будто мы были большими друзьями. Но это не так.
Группа мужчин в другом конце зала заговорила приглушенными голосами, а один из них рассмеялся и сплюнул.
– В любом случае вы могли бы сказать, каким он был человеком, – заметил Генри.
И снова зал замер в неловком ожидании ответа.
По некотором размышлении Марио сказал:
– Он был очень умным человеком, а по отношению к нам – всегда вежлив и добр.
– И щедр?
– Щедр? Не понимаю.
– Я подумал: раз он был богат, может быть, делал вам подарки – вам и вашим сыновьям, – предположил Тиббет.
Марио решительно тряхнул головой и коротко ответил:
– Никогда.
А потом прибавил:
– Хозер был не тем человеком, который раздает подарки.
Генри не стал углубляться в эту тему.
– Надеюсь, это происшествие не скажется на деревне отрицательно – я имею в виду, с точки зрения притока туристов.
Бар расслабился, как будто все с облегчением выдохнули. Разговоры возобновились, сначала тихо, но постепенно набирая силу и сопровождаясь жестикуляцией.
– Думаю, туристов станет больше, чем прежде, – сказал Марио. – В конце концов, единственное, что им нужно, – это кататься на лыжах, а убийство снега не портит. – Старик мрачновато улыбнулся.
– Поломка подъемника или сход лавины – вот что обернулось бы для нас разорением. А это – нет.
– Рад слышать, – бодро произнес Генри. – Полагаю, большая часть деревни кормится туризмом.
– Да, – лаконично подтвердил Марио.
– Должно быть, в сезон здесь хорошо зарабатывают – особенно инструкторы по горным лыжам.
– Туристы сорят деньгами, – заметил Марио. Потом, неожиданно взяв инициативу в свои руки, добавил: – Я знаю, что вы думаете, синьор Тиббет. Слышал, как моя жена хвалилась радиолой и машиной. Вы спрашиваете себя: как лыжный инструктор может заработать столько, сколько зарабатывал Джулио.
– Да, – признался Тиббет, – спрашиваю.
Четверо мужчин-картежников за соседним столом, вдруг потеряли интерес к игре; бармен, разливавший напитки, тихо поставил бутылку вермута на стойку и занял позицию, откуда было лучше слышно.
– Сюда приезжает много богатых, но глупых женщин – американок. Мне это не нравилось, и я стыдился того, как вел себя с ними мой сын. Но что я мог сделать? Вы же знаете американцев…
Картежники расплылись в широких ухмылках, и один из них, склонившись к Генри и дохнув ему в лицо чесноком, потер пальцами, изобразив освященный веками жест, означавший: деньги!
– Американцы, – произнес он с сильным деревенским акцентом. – Все мы их видали – разве не так?
Гул общего согласия взвился над залом. Кто, мол, виноват, если американцы как безумные сорят деньгами? Если у женщины денег больше, чем мозгов? Хотят – пусть тратят, деревне от этого только польза…
– Конечно, конечно, – с улыбкой подхватил инспектор. Он посмотрел на часы, удивился тому, что уже так поздно, и, извинившись, откланялся. Выходя на улицу, сверкавшую снегом, краем глаза Тиббет заметил, как картежники и еще несколько мужчин обступили Марио. Все улыбались, а один ободряюще похлопал старика по спине.
