С этими словами он покинул баронессу и спустился по лестнице в холл.
В кабинете Россати Генри с удивлением обнаружил капитана Спецци. Тот держал в руках какую-то бумагу и сосредоточенно изучал открытую перед ним на столе толстую книгу. Когда Тиббет приблизился, он закрыл ее – теперь Генри увидел, что это была книга регистраций – и положил под мышку. Коротко кивнув на прощание Россати, капитан вышел из его кабинета в холл. Его приятное лицо было мрачнее тучи.
– События повернулись неожиданным образом, – сказал он инспектору. – Где мы можем поговорить?
– Пойдемте ко мне.
Когда они вошли и закрыли за собой дверь, Спецци сообщил:
– Во время обеденного перерыва я получил известия из Рима.
– О Хозере?
– Ах, это… Да, о нем куча всего, но это только подтверждает то, о чем мы уже и сами догадались. В числе прочего они нашли в его квартире достаточное количество доказательств, связывающих Россати с делом Карони.
Генри кивнул.
– Это я знал, просто не успел еще вам рассказать.
Капитан посмотрел на британского коллегу с изумлением, но продолжил:
– Нет, главная сенсация касается Роджера Стейнза.
– Вот как? – воскликнул Тиббет. – И каков же вердикт?
– Записка поддельная, – коротко ответил Спецци.
Генри почувствовал невероятное облегчение.
– Рад слышать. Тогда что вас беспокоит?
Вместо ответа капитан протянул ему опись багажа Роджера Стейнза, которую тоже посылали в Рим.
– Вот это, – сказал он.
Тиббет заглянул в опись.
– Две пары брюк, – начал он читать вслух, – четыре свитера, четыре пары нижнего белья… – Он поднял взгляд. – Не вижу ничего особенного.
– А вы переверните, – подсказал Спецци.
На обратной стороне описи другим почерком в явной спешке было нацарапано: «Коктейли, четверг, леди Флойд, Гайд-парк-гроув, 181. Не забудь».
– И что? – непонимающе поинтересовался Генри.
– Тот, кто написал это, – сообщил капитан весьма театрально, – написал и поддельную записку.
– И кто это? Вы уже знаете? – выпалил Тиббет.
Спецци открыл книгу регистраций, положил ее на кровать, а опись багажа лицевой стороной вниз выложил рядом с одной из записей в книге. Никаких сомнений не оставалось: ошибиться в том, кому принадлежал этот размашистый почерк с крупными петлями, было невозможно. Надпись на обороте описи багажа Роджера и запись в книге – «Кэролайн Уиттакер, подданная Великобритании, Лондон» – были сделаны одним человеком.
Генри долго молча созерцал запись в книге и замусоленный листок бумаги, потом произнес:
– Боже мой! До каких же пределов может простираться человеческая глупость?
– Но что это значит? – Капитан, углубившись в размышления, мерил шагами комнату. – Какой здесь смысл? – словно бы про себя вопрошал он. – Чтобы мисс Кэролайн состряпала такую фальшивку!.. Это было бы смешно, если бы не было очевидной правдой. А мы все это время воображали, будто она в него влюблена…
– Так. В данный момент мы ничего не можем предпринять, – сказал Тиббет. – Каро катается на лыжах. Я допрошу ее сразу, как только она вернется, и Стейнза тоже. Хотелось бы надеяться, что ей хватит здравого смысла сказать правду, хотя я в этом весьма сомневаюсь. По крайней мере, это объясняет, почему она всю неделю была как кошка на раскаленной крыше. Услышала, что вы отправили опись в Рим, и испугалась: мол, наверняка найдется какой-нибудь умник, который догадается перевернуть листок обратной стороной и увидит написанное там. Есть и еще одна странность.
Он передал Спецци рассказ Герды о визите Роджера в комнату Хозера.
– Этому я бы не придавал большого значения, – сдержанно ответил капитан. – Девушка сама виновата, поэтому, естественно, пытается бросить тень подозрения на других.
– Вы все еще так думаете? – удивился Генри. – Интересно. В любом случае я надеюсь, что вся эта история прояснится окончательно и бесповоротно сегодня вечером.
– Сегодня вечером? Вы хотите сказать, после того как вы допросите мисс Кэролайн?
– Нет, – ответил Тиббет. – После того, как поговорю с Марио: он придет ко мне, когда подъемник закончит работу. Хочет мне что-то сообщить.
– Марио? – изумился Спецци. – Что он может вам сообщить?
– Имя убийцы, – ответил Генри.
Следующие два часа тянулись невыносимо долго.
В пять инспектор услышал голоса в холле и, спустившись, увидел английскую лыжную группу, возвращавшуюся с занятий. Пьетро был с ними. Пока все ходили ставить лыжи в сарай, инструктор направился в кабинет Россати. Он вышел оттуда через минуту, мрачный и сердитый.
– Ох уж эти австрийцы, – сказал он Генри. – Меня от них тошнит.
– Что случилось? – спросил тот.
– Я притащился в отель, чтобы навестить баронессу – мы знакомы с ней несколько лет, когда-то я был ее инструктором. Услышав, что произошел несчастный случай, я хотел повидать ее, принес подарок. – Пьетро извлек из кармана своего анорака маленькую коробочку перуджийского шоколада, обернутую в бело-золотую бумагу. – А Россати сказал, что ее муж уехал и оставил строгий приказ никого к ней не пускать. Она ведь не умирает, правда? Почему ей нельзя видеться с друзьями?
– Баронесса сломала ногу и… еще не отошла от шока, – миролюбиво объяснил инспектор. – Вероятно, она сама пока не хочет никого видеть. Но это очень любезно с вашей стороны. Хотите, я отнесу ей шоколад? Я, видите ли, пользуюсь преимуществом, – поскольку я полицейский, ее муж не может запретить мне посещать баронессу.
Пьетро улыбнулся.
– Спасибо, Энрико. И передайте Марии Пиа самые добрые пожелания… добрые пожелания от всей деревни. Мы понимаем, как ей сейчас грустно.
– Непременно передам, – пообещал Тиббет, убирая коробку в карман как раз в тот момент, когда, оставив лыжи в сарае, в холл вошли Джимми и Каро.
– Уже выразили свои соболезнования пострадавшей, Пьетро? – весело спросил Джимми. – Быстро вы. Привет, Генри, старая калоша. Как идет одинокая охота?
– Мне не позволили повидать баронессу, – не вдаваясь в подробности, ответил Пьетро. – Ее муж запретил.
– Не скажу, что я его осуждаю, – улыбнулся Джимми. – Будь у меня жена, я бы тоже не допускал вас в ее комнату. Слишком рискованно. Пойдемте выпьем чаю или еще чего-нибудь.
Джимми и Пьетро ушли в бар. Каро, не двигаясь с места, смотрела на инспектора.
– Боюсь, я должен поговорить с вами, Каро, – сказал Тиббет.
– Понятно, – ответила она. – Очень хорошо.
Ни тени удивления в ее голосе не было.
– Пойдемте-ка туда.
