Мордекай Тремейн вспомнил распухшее морщинистое лицо, испуганные красные глаза. А заданный вопрос неожиданно приобрел устрашающий смысл: «Что-нибудь пропало?»
Подобные слова мог произнести только человек, который что-то знал и отчаянно хотел выяснить, известно ли это и полиции.
Глава 14
Мордекай Тремейн пытался проанализировать поведение Бенедикта Грейма, однако проникнуть в суть происходивших событий не мог. Если бы не убийство и не подозрение, то можно было бы сказать, что хозяин пребывает в прекрасном расположении духа. Однако трагические обстоятельства Рождества превратили веселье в мрачный гротеск. Казалось, размалеванный клоун дурачится на кладбище. Поверхностное объяснение было достаточно простым. Грейм старался соответствовать роли хозяина дома, стремился смягчить гнетущую атмосферу и, вероятно, переусердствовал. Чрезмерные усилия вызвали ощущение нереальности. И все же…
Мордекай Тремейн пытался уловить нечто ускользающее. Манеры Бенедикта Грейма демонстрировали не просто желание поднять гостям настроение. Его уверенность была искренней и глубокой. Временами он едва ли не торжествовал. Что же заставило Бенедикта Грейма радоваться после убийства лучшего друга в его же собственном доме? Если только… причина этого энтузиазма не заключалась в убийстве Джереми Рейнера.
Шарлотта Грейм играла Шопена, и все внимательно слушали, без обычных приглушенных разговоров. Бенедикт Грейм сидел в кресле в дальнем конце комнаты, в одиночестве. Мордекай Тремейн подумал, что он смотрит на присутствующих с высоты своего положения, ощущая себя властителем судеб. Когда мисс Грейм закончила исполнение, Тремейн воспользовался восторженным шумом и подошел к хозяину. Бенедикт Грейм встретил его с выражением легкой настороженности в голубых глазах:
– Как продвигается расследование? Жаль, что совсем не удается поговорить с вами.
– Насколько могу судить, суперинтендант Кэннок считает, что наметился прогресс, – промолвил Мордекай Тремейн.
– Я говорю не о полицейском расследовании, а о вашем личном, – пояснил мистер Грейм, но ответа не дождался. Он обвел комнату широким жестом. – Учитывая недавние события, гости, по-моему, довольны.
– Наверное, вам нелегко поддерживать праздничное настроение, – сочувственно заметил Мордекай Тремейн.
Бенедикт Грейм посмотрел на него из-под густых бровей. Его голубые глаза лукаво блеснули.
– Могло быть хуже, – проговорил он и, прежде чем Тремейн успел сформулировать свой вопрос, добавил: – Кому завидую, так это вам.
– Мне? Почему?
Бенедикт Грейм быстро оглянулся, чтобы убедиться, что никто их не слышит, и тихо произнес:
– Кто-то из присутствующих в этой комнате убил Джереми. И этот человек знает, что вы его выслеживаете, однако не подозревает, до какой степени вы продвинулись в своем расследовании. Возможно, еще не очень далеко, но даже в этом случае в ваших руках огромная власть! В ваших руках человеческая жизнь! Неспешно, виток за витком, вы мастерите веревку для виселицы. Вероятно, даже знаете имя убийцы и собираете последние, решающие аргументы.
Неожиданно Тремейну показалось, будто Бенедикт Грейм забыл о его присутствии. Лицо приобрело отстраненное выражение, как у человека, полностью погруженного в собственные мысли.
– Величайшая власть на земле, – наконец продолжил он, – это власть над жизнью и смертью. Она поглощает, завораживает. Вы смотрите на человека и думаете: «Ты остаешься на свободе, потому что я тебе позволяю. Но стоит мне пошевелить пальцем, как тебя схватят и посадят в каменный мешок, и вскоре палач поставит твои ноги на меловую черту». Так кукловод управляет своей куклой. В любой момент он может остановить и танец, и само подобие жизни.
– Вы считаете безграничную власть желанной? – поинтересовался Мордекай Тремейн.
– Разумеется! Несомненно! Если не власть, то какая еще цель может присутствовать в жизни? Слава? Деньги? Какой реальной ценой они обладают помимо той власти, которую несут с собой? Только сознание собственного превосходства поднимает человека и заставляет забыть, что он рожден в грязи!
Голубые глаза вдохновенно сияли, но холодный металлический блеск вызывал тяжелое чувство: состояние Бенедикта Грейма трудно было назвать нормальным. Тремейн подумал, что он стоит на пороге чрезвычайно важного открытия, но, к огромному сожалению, уже в следующий момент рядом появилась Люси Тристам и прервала беседу укоризненным восклицанием:
– Уединились, словно что-то замышляете!
Она улыбнулась, однако улыбка не осветила зеленую глубину широко раскрытых глаз и не зажгла желтых искр. Напротив, в ее взгляде сквозила тревога. Миссис Тристам пристально посмотрела Тремейну в лицо, будто пытаясь прочитать его мысли. Бенедикт Грейм смутился, словно застигнутый врасплох. Мордекай Тремейн заметил, что миссис Тристам возникала всякий раз, когда он разговаривал с хозяином дома. Казалось, прекрасная Люси боялась, что без присмотра тот способен сказать лишнее.
– Мы обсуждали преступление и наказание, – пояснил Тремейн. – Точнее, один из аспектов соотношения данных понятий.
Миссис Тристам вздрогнула. Трудно было определить, притворялась ли она или мрачные разговоры действительно задевали ее.
– Вам уже удалось узнать, кто это сделал?
Тремейну стало ясно, что Люси задала вопрос против собственной воли. Желание понять, что именно ему известно, перевесило стремление скрыть интерес к расследованию на тот случай, если подозрение заденет лично ее.
– Иными словами, выяснили ли полицейские, кто убил мистера Рейнера? У них наверняка возникла определенная версия, однако они не раскроют ее до тех пор, пока не соберут доказательства, достаточные для ареста виновного.
Посмотрела ли она на Бенедикта Грейма? Мелькнул ли в ее лице страх? Люси Тристам отвернулась, чтобы Тремейн не увидел глаз.
– Тема чересчур печальна, чтобы обсуждать ее в Рождество, – произнесла она и предложила: – Может, потанцуем, Бенедикт?
– Конечно, дорогая, – с готовностью согласился хозяин и встал.
Таким образом, Мордекай Тремейн сумел осуществить свою давнюю мечту поговорить с Шарлоттой Грейм. Та заметила приближение опасного субъекта и в отчаянии посмотрела по сторонам, но на сей раз спасительного выхода не нашла. Люси Тристам уже танцевала с Бенедиктом Греймом, а Джеральд Бичли увлеченно беседовал с супругами Напьер. Обняв Шарлотту за плечи, Тремейн почувствовал, что та дрожит, как попавшая в сеть испуганная птица.
– Восхищен вашей игрой, мисс Грейм, – улыбнулся он. – Чудесное туше.
– Спасибо, – еле слышно пробормотала Шарлотта.
Несколько секунд они танцевали молча, а потом Мордекай Тремейн проговорил:
– Незачем меня бояться. Напротив, я хочу и могу вам помочь.
Она замерла и с трудом вымолвила несколько слов:
– Не понимаю, о чем вы…
