– Это даже попало в выпуски новостей. «Приглашенные рабочие».
– Совершенно верно. Вот чем я занимаюсь. По крайней мере, до тех пор, пока не закончится мой контракт.
– Хорошо. Возможно, дальше ты сможешь заняться страшной эксплуатацией, которая процветает и здесь. Ты полагаешь, в частных тюрьмах ситуация другая? В Детройте?
– Мама, я пришла сюда не для того, чтобы спорить с тобой. Особенно о том, как я выполняю свою работу. Я пришла, чтобы спасти тебя от отправки в Детройт. А для этого нужно, чтобы ты помогла мне разыскать Сига.
– Ты хочешь помочь своей матери, выдав брата.
Мать забыла изобразить удивление. Это означало, что ей известно о его возвращении.
– Господи, теперь ты говоришь совсем как они. Сиг мне не брат, а тебе не сын. Он нам даже не родственник.
– У тебя всегда хорошо получалось лгать. Этим ты пошла в своего папашу.
– Мама, где Сиг?
– Я не видела маленького оборванца с тех самых пор, как он сбежал после бунта. Значит, несколько лет.
– А вот ты никогда не умела лгать. Он что, по-прежнему в городе?
Мать лишь молча посмотрела на нее с выражением крайнего разочарования.
– Я не знаю, где Сиг. Если хочешь знать мое мнение, скорее всего, его уже нет в живых.
– Я тебе не верю.
– Это я уже много раз слышала.
– Мама, я просто хочу вытащить тебя отсюда.
– Тогда найди мне хорошего адвоката! – взорвалась мама, ударяя кулаком по столу. – Поскольку ты, по-видимому, к таковым не относишься!
Таня застонала в отчаянии. Она встала.
– У вас там все в порядке? – послышался из переговорного устройства бестелесный голос охранника.
– Да!
Таня посмотрела на маму. Ту трясло, и она тщетно пыталась это скрыть.
Подойдя к матери, Таня опустилась перед ней на корточки и взяла ее за руку. Долбаные цепи оказались жутко холодными.
Таня погладила маму по голове, стараясь ее успокоить.
– Мама, послушай. Плохо, что ты мне не доверяешь и не хочешь рассказать, в чем дело. Но я хороший юрист, хоть ты в этом и сомневаешься. Пока что я не могу добиться твоего освобождения, но я уже устроила, чтобы тебя перевели в Бошвитц-Хаус. Там гораздо уютнее, и тебе больше не придется отвечать ни на какие вопросы.
Бошвитц-Хаус был старинным особняком, названным в честь местного политического деятеля
[8], которого когда-то поместили под домашний арест в своем собственном жилище, еще во времена Генерала. Теперь это было благотворительное заведение, где в целях обеспечения спокойствия содержались политические «преступники», признанные достаточно смирными.
Похоже, эта мысль пришлась маме по душе.
– Мама, как мы дошли до такого?
– Идя на соглашательство, – ответила мать. – Позволяя нашим врагам разъединять нас. Они знают, как заставить всех тех, кто должен быть вместе, воевать друг с другом из-за ничего не значащих мелочей. Расы, религии, местожительства, мировоззрения. И люди становятся настолько нищими и измученными, что прекращают борьбу, по крайней мере за настоящие перемены, и начинают выживать. Но скоро подует новый ветер.
– Какой ветер, мама? – Таня схватила мать, подобно нетерпеливому ребенку.
– Тебе нужно вернуться домой и самой это узнать. Работать вместе с нами. Ты все увидишь. Нам очень пригодились бы твои знания и опыт. Я знаю, что сердце у тебя правильное.
Таня посмотрела матери в лицо.
– Мама, насколько глубоко ты во всем этом?
– Я только обеспечиваю жильем и едой, предоставляю место для встреч, предлагаю крепкий кофе, печенье и время от времени дельный совет.
– Знаю. Так помоги же мне найти Сига, и тогда ты сможешь вернуться к своим занятиям.
– Там тоже много работы, – покачала головой мать. – Оставь брата в покое. Ему и так уже пришлось достаточно вытерпеть.
– Знаю, – сказала Таня. – Но…
Смягчившись, мама положила ладонь ей на голову. Наконец она улыбнулась.
– Что у тебя с волосами?
– А? – встрепенулась Таня.
– Мне нравится, – сказала мама.
И тут дверь с грохотом распахнулась. Вошли охранники, чтобы увести Таню и отправить ее мать обратно в камеру.
– Не спасай меня, Таня, – сказала мама, когда ее отвязали от пола и подняли на ноги. – Спасай себя. Спасай будущее.
26
Сиг приготовился запустить игрушечный самолет Фрица, покрутив пальцем крошечный винт. Резиновая лента завязалась в узелки вдоль всего фюзеляжа из бальзы. Самодельный летательный аппарат помещался на ладони и весил не больше коробка спичек.
Ветер прогнал облако прочь, и в застекленной террасе на задней половине дома, где жили Фриц и Билли, стало светлее. Ребята называли свое жилище неприкосновенным убежищем, однако Сиг по-прежнему краем глаза следил за любым движением.
Сиг выглянул в окно на маленький двор к югу от дома, ведущий к ручью. Дом стоял недалеко от старого шоссе, соединяющего Айова-Сити с Седар-Рэпидс. Вдалеке виднелась автострада, обсаженная деревьями, чернеющими на фоне пылающего оранжевым заходящего солнца.
Слева из леса выбежал большой енот, возвещающий о скором наступлении сумерек. Сиг проводил взглядом зверька, который осмотрелся по сторонам в поисках опасности, после чего направился трусцой к огромной компостной куче в углу двора.
– Не перекрути, – предупредил Фриц.
Палец Сига застыл. Фриц бросил взгляд поверх очков в железной оправе, почесал длинные седые волоски своей раздвоенной бородки и издал какой-то нечленораздельный звук.
Усмехнувшись, он едва заметно кивнул, предлагая Сигу продолжать.
Сиг взял самолетик большим и указательным пальцами, удерживая винт другой рукой. Попробовав определить характер движения воздуха в комнате, он мягким броском запустил самолетик, подражая тому, как это сделал у него на глазах Фриц.
Самолетик рассек горячий воздух, нагретый солнцем, подобно большой стрекозе. Каркас из бальзы был обклеен папиросной бумагой, два железных крючка удерживали резинку и ось с винтом. Самолетик облетел комнату под самым потолком, как и в предыдущий раз, когда его запускал Фриц.
Сиг улыбнулся.
– Рекорд равен четырнадцати минутам, – сказал Фриц. – Установлен в спортивном зале колледжа Никсона.
Закурив самокрутку, Фриц выпустил облачко дыма, превратившееся в расползающийся вихрь, сквозь который медленно пролетел самолетик.
Солнце выглянуло из-за высокой сосны, и стало еще светлее.
