– Я сожалею, что так получилось, – сказала Таня.
– И ты тоже ступай к такой-то матери!
– Кто это сделал?
– Этот мерзкий козел врач, – сказал Моко. – Он и еще два чувака. Вчера разбудили меня среди ночи.
– Я выясню, что это такое. А врач правда мерзкий.
– Заявляется сюда с хирургическими лакомствами и говорит на плохом испанском об Иисусе, вкрадчивым голосом сообщая мне, что я получу хорошее обращение, если выдам всех, кого знаю. Убеждает меня в том, что из-за своих татуировок, тех, которые были у меня до того, как я сюда попал, я попаду прямиком в ад, а он может их убрать, если я захочу стать «чистым».
– Что еще с тобой сделали? Я могу составить докладную записку.
– Докладную записку? Ты считаешь меня таким же придурком, как и их?
– Скажи мне всё. Я же чувствую, что тебе этого хочется.
Моко опустил взгляд, затем посмотрел Тане в лицо.
– Надо мной издевались всеми способами, какие только пришли им в голову. Стояли в камере и смотрели, как я сру. Лупили меня.
– Поговорим о чем-нибудь другом, – предложила Таня. Ей захотелось забрать этого парня. Она начала размышлять, как вытащить его отсюда.
Принесли кофе, и Таня стала расспрашивать Моко.
Они долго беседовали, и с выпитым кофе Моко становился все более разговорчивым, хотя, похоже, он почти ничего не знал о том, о чем его спрашивала Таня. Что являлось частью ее плана – техника ведения допроса, при которой вначале задаются вопросы, на которые у допрашиваемого гарантированно нет ответов, вопросы настолько сложные, что у него начинает болеть голова, и, когда наконец переходишь к вопросам, которые тебя действительно интересуют, допрашиваемый горит желанием выложить все, что знает. Работает это не всегда, но положительный результат бывает гораздо чаще отрицательного.
Таня расспрашивала Моко о высшем руководстве подполья, о том, что оно замышляет, об убеждениях и идеалах рей. Подобные вопросы она задавала о движении в Новом Орлеане: кто остался в живых после захвата города, где они скрываются. Таня спрашивала об антеннах, секретных частотах и пиратском телевидении, даже заводила разговор о кодах. Она узнала от Моко гораздо больше, чем рассчитывала. О конспиративных домах в Чикаго, дальше на юг и здесь, где он бывал. О дырах на границе. Об автономном кооперативе в Айова-Сити и о том, что он поставляет другим повстанцам. И вот, наконец, она показала Моко фотографию Сига.
– Где находился этот парень во время облавы? – спросила она.
– Смылся, – ответил Моко. – За три дня до того.
– Куда он направился? – Таня внимательно следила за его лицом, стараясь определить, не лжет ли он.
– Понятия не имею, – сказал Моко. – А ты сама куда бы направилась?
– Для него главное – постоянно быть в движении. Наверное, в Новый Орлеан. Говорят, там безопасно.
– Это осталось в прошлом. Если только не считать лагеря.
– Я слышала другое. Куда еще ты направился бы на его месте?
– На юг. До самого конца, через границу.
– В Никарагуа?
– С Никарагуа все кончено. Это было видно еще до слияния.
– Сколько «деловых поездок» ты совершил в Никарагуа?
– Пару.
– По суше?
– Да, в первый раз. Жуть страшная. После чего я свел со своими друзьями знакомых ребят с побережья, у которых есть лодки.
– Ты туда переправил того типа из Миннесоты?
– Никуда я его не переправлял. Я забрал одну даму, доставил ее в Хьюстон. Секретность была строжайшей.
– Какую даму?
– Обожженную. Была вся закутана с головы до ног.
Таня постаралась мысленно представить себе эту сцену. Перебрала в голове лидеров подполья. Тех, кто подходил бы под это странное описание.
– Как ее звали?
– Мне не сказали, я не спрашивал.
– Это была Максина Прайс?
Моко задумался. Таня затаила дыхание, взволнованная своим невероятным вопросом и возможным ответом на него.
– Если ты хочешь, чтобы я забрала тебя от этих деревенских костоломов, Морисио, ты должен рассказать мне все.
– Да не знаю я, кто она такая! Мне сказали, что раньше она выглядела по-другому, а я понятия не имею, как она выглядела раньше.
– Максина Прайс была вице-президентом Соединенных Штатов.
– Да, слышал, но я ее не узнал. Твою мать, да я тогда был еще совсем маленьким!
– Ты знал, что она считается погибшей?
– Выглядела она весьма помятой.
– Кто был с ней?
– Никого. Какие-то люди довезли ее до того места, где мы ее забрали в лодку, но поплыла она одна.
– Трудно поверить, что такая высокопоставленная беглянка будет путешествовать в одиночку. Дурдом какой-то!
– Это была очень милая дама. Умная. Я не понимал и половины того, что она говорила, но когда понимал, это было просто классно. Тебе не кажется, что всем нам нужно стремиться быть похожими на тех, кто жил в Новом Орлеане до захвата города? Ты бы видела это! Класс! Словно люди из будущего. Только такого будущего, которое получилось из другого прошлого.
– Теперь об этом можно только вспоминать. Пусть многим по душе эти идеи, но они не будут взрывать Белый дом ради их осуществления.
– Ты не согласна с тем, что этого паскуду нужно взорвать?
– Сознаешь ли ты, что только что совершил еще одно федеральное преступление?
Поежившись, Моко молча уставился на нее.
– Где сейчас находится Максина Прайс?
– Не знаю.
– Где ты с ней расстался?
– Я ведь уже говорил, разве нет? В Новом Орлеане. Нас выследили, долбаные беспилотные подводные лодки, или хрен знает как. Мы вовремя отвернули. Доставили даму надежным друзьям. После чего сожгли лодку и разделились.
– У меня есть еще вопросы относительно типа из Миннесоты.
– Мне нужно передохнуть! – возмутился Моко.
* * *
Оставив Моко одного в камере, Таня задумалась над значением того, что сейчас услышала. Максина Прайс жива и где-то скрывается.
Внезапно ей стало не по себе от того, чем она занималась. Таня вспомнила маму и то, что та сказала при расставании.
Быть может, ей удастся забрать Моко с собой. Сделать из него союзника.
Таня спросила у дежурившего у двери верзилы, где найти Боба, и тот ответил, что командир ополчения как раз ее искал.
Когда Таня поднялась из подвала, Боб ждал ее у лестницы вместе с половиной своего отряда, все с оружием.
– Время вышло, – объявил Боб.
