Позади него была зеленая стена. И тут зеленая стена превратилась в голубые фотоны. Затем в карту погоды. В старую карту погоды, с облаками и солнцем на магнитах.
Но сейчас шел снег.
На заднем плане были слышны смех и нескончаемые разговоры.
Уокер взял скрепленные листы и помахал ими перед камерой.
– Да, вы не ошиблись, это факс, – сказал он. – Мои помощники смеются надо мной за то, что я до сих пор пользуюсь факсом.
Уокер казался нервным и дерганым. Он сильно потел под софитами. На видео кожа у него казалась желтой, а глаза были красными.
– Те, кто говорит это, всерьез хотят убедить меня в том, что почтовые ящики «Белл-Мейл» защищены от любопытных глаз. Но я верю факсу. В особенности этому факсу, еще хранящему тепло аппарата, любезно донесшего его до меня.
Уокер посмотрел на документ, словно собираясь его прочитать, затем остановился.
– Да. Это прямой эфир. Мы ведем передачу из надежного, укрытого места. А это вот пиво.
Он снова развернул бумаги.
– Это решение судьи Федерального округа Колумбия Паркера по делу, цитирую: «Соединенные Штаты Америки против ста акций «Сапата коммуникации», недвижимости, расположенной в округе Пресидио, штат Техас, по адресу: шоссе с Фермы на Рынок, дом 669, одного «Черного альбома» Джона Леннона 1991 года с автографом музыканта, одного короткоствольного револьвера «Смит-Вессон» модель 10, одного серебряного «Кадиллака-Кале» 1966 года выпуска и прочее».
Это дело было выделено в отдельное производство из общего дела по обвинению «Сапаты» в махинациях в Панаме и Никарагуа. Таня была с ним знакома. Майк занимался им в части, связанной с зарубежными связями военно-промышленного комплекса, и Таня помогала ему составлять меморандумы.
– Как и я, вы, наверное, недоумеваете, как правительство может выдвигать судебный иск против ранчо, машин в гараже, коллекции, стоящей на каминной полке, и хранящихся в сейфе акций. Мои адвокаты говорят, что это часть наследия от наших кузенов на противоположном берегу лужи
[28], но я в это не верю. – Уокер помахал бумагами. – Все это следствие того, что они убили Конституцию. Запретили свободу слова. Следствие того, что они ничего не боятся так, как независимых средств массовой информации, и они сделают все возможное, чтобы их сокрушить.
Уокер провел ладонью по лысине.
– Меня называют вором! А я на протяжении многих лет прокладывал каналы данных через джунгли и под горами, под огнем и без денег.
Насколько помнила Таня, улики однозначно свидетельствовали о том, что компания Уокера получила семь миллионов в виде неучтенных торговых наценок, похитила на четыре миллиона оборудования благодаря системе откатов и выставила счет минимум в два миллиона за незавершенные работы.
– И сегодня они проиграли!
Уокер потряс бумагами словно мечом.
– Он проиграл! Похоже, остался, по крайней мере, один судья, который не слушается ошейника нашего el Presidente
[29]. И этот судья отклонил иск о компенсации. Полностью!
Уокер поднял стакан.
– Спасибо вам, Донни Кимоу, и всем крючкотворам, получающим по семьсот долларов в час, которых вы наняли в Вашингтоне, чтобы это свершилось!
Таня «пробила» имя. Дональд Кимоу, эсквайр, судья по уголовным и имущественным делам из Хьюстона.
– Теперь настало время нам отдавать. Нас хотят демонизировать в контролируемых государством сетях? Отобрать заработанное тяжким трудом у тех, кто сделал этих людей богатыми? Я вам вот что скажу. – Задний план сменился на изображение передающей антенны. Уокер не оборачиваясь ткнул в нее большим пальцем. – В наших руках средства производства, твою мать!
Изображение антенны казалось настоящим. Зернистый кадр камеры видеонаблюдения, освещенный сзади заходящим солнцем, на фоне силуэтов незнакомых Тане зданий.
– Я говорю о приграничном генераторе! Сто тысяч ватт катодно-лучевой свободы, извергающейся из нашего потайного места в самое сердце США!
На заднем плане появилась карта страны с пульсирующими радиоволнами.
– Смотрите наш канал. Спросите расписание у своих друзей, а если оно у вас уже есть, передайте его другим. Тем, кому вы верите. Потому что мы будем делать очень важные заявления и специальные предложения. Начиная вот с этого.
Уокер с улыбкой поднял официальный портрет президента.
Появившиеся в экране руки положили перед ним большую пачку денег.
– Здесь миллион долларов. Эту сумму я выплачу первому, кто представит мне информацию, которая приведет к аресту этого человека.
Он указал на президента.
– Я имею в виду видео. Обличительные материалы, которые уничтожат диктатора. Да, я говорю именно об этом. Видеосъемка, за просмотр которой люди будут отдавать деньги. Вот так можно конвертировать в деньги революцию.
Уокер вытер лоб.
– Но даже если это у вас не получится, уверен, вы все равно сможете достать что-нибудь интересное. Мне нужен ваш материал. Ваши противозаконные видеосъемки. То, что не покажут по официальным каналам. То, что действительно нужно людям, потому что у них этого нет. Не я решаю, что показывать по своей сети. Это решаете вы.
Разложив купюры веером, Уокер улыбнулся.
– На них написано ваше имя!
Возможно, Таня в конце концов взяла на мушку контрабандистов видео, о которых говорил Берт.
– Вы знаете, что это так. Вот мой номер.
Это был не номер телефона, а какой-то код.
Таня его записала.
51
У Моко были деньги. Две с половиной тысячи.
– Вдвое больше, чем нужно нам, чтобы смыться отсюда, – сказал он.
Деньги притягивают друзей.
– Вот моя подружка, – продолжал Моко, указывая на древнюю черную «Хонду», стоящую в месте встречи в двух кварталах от бара. – Моя подружка из Сент-Луиса.
Сиг, бежавший следом за ехавшим на велосипеде Моко, никак не мог отдышаться. Он оглянулся назад, затем посмотрел в небо.
У машины были тонированные стекла, а на капоте красовалась не слишком правдоподобная нарисованная морда черной пантеры. Тех, кто находился внутри, Сиг рассмотрел только тогда, когда они с Моко втиснулись на заднее сиденье.
– Привет, малыш! – сказала сидящая за рулем девица. Латиноамериканка, с «ирокезом» на голове и сережками, о которые, казалось, можно было обрезаться. – Это что еще был за взрыв, твою мать?
– Нас едва не прикончило! – воскликнул Моко.
– Нам нужно вернуться, – сказал Сиг. – Эти ребята…
