Неттл повернулась, чтобы возвратиться на свое место, но Кетриккен остановила ее, положив руки ей на плечи. Риддл, побледнев, смотрел снизу вверх из толпы, как его возлюбленную провозглашают принцессой. Словно он тут ни при чем. Я от всей души сочувствовал ему.
Теперь заговорила Кетриккен, и голос ее перекрыл приглушенное бормотание гостей:
– Долгие годы многие люди продолжают считать Фитца Чивэла предателем. Несмотря на то что я поведала о событиях той роковой ночи, когда мне пришлось бежать из замка, на его имени все это время остается пятно позора. И поэтому я спрашиваю вас, менестрели: знает ли кто-то из вас балладу, лишь однажды прозвучавшую в этом зале? Балладу Тагссона, сына Тага, сына Ривера. Там рассказывается вся правда о деяниях Фитца Чивэла, о том, как он пришел на помощь своему королю в горах. Знает ли кто-нибудь из вас эту балладу, о менестрели?
Во рту у меня пересохло. На протяжении моей жизни обо мне успели написать две баллады. Одна называлась «Башня Оленьего Рога», там рассказывалось о том, как я сражался с пиратами красных кораблей, когда, опираясь на предателей, они сумели прорваться к крепости на острове Олений Рог, защищавшей берега страны. Ее сложила во время войны честолюбивая девушка-менестрель по имени Старлинг Бердсонг Певчий Скворец. У этой песни была приятная мелодия и запоминающийся припев. Услышав ее впервые, обитатели Оленьего замка готовы были поверить, что в моих жилах бастарда течет благородная кровь Видящих. Они даже готовы были считать меня героем или кем-то вроде героя. Но это было еще до того, как принц Регал убедил всех в моем предательстве. До того, как меня бросили в темницу, обвинив в убийстве короля Шрюда. До того, как я, по мнению большинства, умер там и навсегда исчез из Оленьего замка и с людских глаз.
А вот во второй балладе не только превозносилась кровь Видящих, текущая во мне, и мой магический Дар, но и утверждалось, что я восстал из мертвых, чтобы последовать за королем Верити, когда тот отправился искать помощи Элдерлингов для защиты Шести Герцогств. Как и в балладе об Оленьем Роге, правда переплеталась в этой песне с поэтическими преувеличениями. Насколько мне было известно, она лишь однажды звучала в стенах Оленьего замка – ее спел менестрель Древней Крови, чтобы доказать, что и среди Одаренных встречаются благородные герои. Но многие из слушателей в тот день не пожелали с ним согласиться.
Кетриккен вопросительно оглядывала галерею, где сидели музыканты. К моему великому облегчению, они лишь переглядывались и пожимали плечами. Один менестрель скрестил руки на груди и покачал головой, словно ему была противна сама мысль петь хвалу Бастарду-колдуну. Какой-то лютнист перегнулся через перила поговорить с седобородым музыкантом. По его кивку я догадался, что тот вроде бы слышал балладу однажды. Потом он, как и все прочие, пожал плечами, дав понять, что не помнит ни слов, ни музыки, ни кто сочинил эту песню. У меня понемногу отлегло от сердца, а на лице Кетриккен отразилось разочарование, но тут сквозь толпу стала пробираться немолодая женщина в вызывающем сине-зеленом платье. Пока она с достоинством шла к свободному от гостей пространству перед королевским возвышением, тут и там раздались аплодисменты и кто-то выкрикнул:
– Ну конечно! Старлинг Певчий Скворец!
Если бы не этот голос, я мог бы и не узнать мою былую возлюбленную. Годы изменили ее, талия сделалась шире, изгибы заметнее. В пышном многослойном платье, расшитом пуговицами, она была совсем не похожа на ту своенравную и деловитую девушку-менестреля, которая когда-то отправилась с Верити в Горное Королевство, чтобы пробудить Элдерлингов. Теперь она отрастила длинные волосы, и седые пряди в них были не белыми, а серебряными. Она щеголяла в серьгах, ожерелье, браслетах и кольцах, но, идя к трону, сняла все украшения с рук.
Разочарование на лице Кетриккен сменилось радостью.
– О, а вот и менестрель, голос которого нам не доводилось слышать уже много лет! Дорогая Старлинг Бердсонг, ныне супруга лорда Фишера. Помнишь ли ты песню, о которой я говорю?
Невзирая на почтенный возраст, Старлинг с изяществом присела в реверансе. Голос ее с годами изменился, но не растерял мелодичности.
– Леди Кетриккен, король Дьютифул, королева Эллиана. Если вам так угодно, я однажды слышала эту песню. Однако, хотя то, о чем в ней поется, почти сплошь правда, не сочтите, что мной движет зависть менестреля, если я скажу, что слова ее неуклюжестью своей режут ухо, а мелодия позаимствована из старинной баллады. – Она поджала губы и покачала головой. – Даже если бы мне удалось запомнить ее до последнего слова, было бы жестоко мучить вас таким пением.
Она умолкла, почтительно склонив голову. Несмотря на все свои тревоги, я едва удержался от улыбки. Старлинг! Она отлично знала, как заставить слушателей с нетерпением предвкушать ее песни. Выждав ровно до того мгновения, когда Кетриккен набрала воздуху, чтобы заговорить, она подняла голову и предложила:
– Но я могу вам спеть песню гораздо лучше, если желаете, моя госпожа и некогда моя королева. Только кивните, и я, с дозволения короля и королевы, нарушу многолетнее добровольное молчание и спою вам – спою песню, где поведаю все, что знаю об Одаренном Бастарде. О Фитце Чивэле Видящем, сыне Чивэла, хранившем верность королю Верити, о Фитце Чивэле, который до конца своих дней оставался истинным Видящим, невзирая на свое недостойное происхождение.
Голос ее мелодично взлетал и затихал – Старлинг настраивала его, как инструмент. Я заметил в задних рядах толпы ее мужа, лорда Фишера: он горделиво улыбался. Его плечи были все так же широки, седеющие волосы завязаны в хвост, как это делают воины. Ему всегда нравилось купаться в лучах славы жены-менестреля. Вот и сейчас он искренне радовался ее триумфу. Она пришла на праздник не в качестве менестреля, но как леди Фишер, однако именно об этой минуте она мечтала долгие годы. Старлинг не собиралась упускать свою удачу, и муж торжествовал вместе с ней. Она обвела слушателей глазами, словно спрашивая: «Так хотите ли вы, чтобы я спела?»
О, как они хотели! Дамы и господа Шести Герцогств уже готовы были ловить каждое ее слово. Как мог Дьютифул запретить ей петь, когда его королева только что представила всем внебрачную дочь внебрачного сына Видящих, выросшую в неизвестности и возвысившуюся до мастера Силы? Леди Кетриккен переглянулась с сыном и его женой. Король развел руками, разрешая, и Кетриккен кивнула.
– Мою арфу принесли? – спросила Старлинг, обратившись к мужу.
Тот в ответ широко взмахнул рукой. Двери Большого зала отворились, и два крепких детины внесли огромную арфу. Тут я все-таки улыбнулся: должно быть, Старлинг распорядилась доставить инструмент сразу же, как Кетриккен заговорила о менестрелях. И что это была за арфа! Не скромный инструмент бродячего менестреля. Слуги аж потом обливались, пока тащили ее. Интересно, как далеко им пришлось волочить это чудовище? Когда они поставили ее перед Старлинг, стало видно, что арфа высотой ей по плечо. Старлинг вскинула глаза на галерею менестрелей, но кто-то уже принес ей стул. Вот тут-то и случился единственный конфуз за весь вечер: платье Старлинг шили не для того, чтобы играть в нем на арфе, прислонив ее к плечу. Тогда она, презрев условности, приподняла юбки, приоткрыв все еще стройные лодыжки в зеленых чулках и изящные синие туфельки без задников, украшенные серебряными пуговками. Она пробежалась пальцами по струнам, те еле слышно зажурчали в ответ, словно шепнули ей, что настроены и только ждут ее прикосновений.
