– А Шайн была последствием моего легкомыслия.
Это признание потрясло меня. Возможно, Чейду уже давно хотелось с кем-то об этом поговорить. Я слушал молча, следя, чтобы мои мысли по поводу его исповеди не отражались на лице.
– Праздник. Очаровательная кокетка. Вино, музыка и печенье с семенами карриса. Моя дочь не знает правды о своем зачатии. На самом деле ее мать была не так уж молода и невинна. Мы танцевали, пили вино и развлекались у игорных столов. Потом взяли мой выигрыш, отправились в Баккип и потратили эти деньги на украшения и безделушки для нее. В городе мы выпили еще. На один вечер, Фитц, ко мне вернулась молодость, которую я упустил, и в конце концов мы оказались в дешевой гостинице. Над головами у нас были голые стропила крыши, снизу доносились звуки попойки, а из-за стены – стоны таких же любовников. Я просто поддался порыву под действием вина и настроения. Но не уверен, что она была умнее.
Полтора месяца спустя она явилась ко мне и сообщила, что беременна. Фитц, я пытался вести себя благородно. Но мать Шайн – глупая и жадная женщина, красивая, как картинка, и пустоголовая, как мотылек. Я не мог подолгу беседовать с ней. Невежество я бы простил – мы все знаем, что этой беде можно помочь. Но я просто терялся, сталкиваясь с ее запредельной жадностью и избалованностью. Той ночью, когда я зачал Шайн, мне вскружили голову дух праздника, вино и семена карриса. Но ее мать вела себя так всегда! Я понимал, что, если я женюсь на ней и представлю ее ко двору, она опозорит и меня, и ребенка. Было ясно, что рано или поздно Шайн попытаются использовать против меня. Родители ее матери быстро смекнули, что к чему. Они не хотели, чтобы я женился на их дочери, но они хотели заполучить ребенка и с его помощью тянуть из меня деньги. Мне приходилось платить за то, чтобы увидеть ее, Фитц. Они только и делали, что вставляли мне палки в колеса. Я посылал учителей для Шайн, а ее мать отсылала их обратно как «неподходящих». Я слал деньги, чтобы эта женщина нанимала учителей сама. Понятия не имею, на что она их потратила. Шайн так и не получила приличного образования. А когда ее бабушка и дедушка умерли, мать утащила ее к себе, рассчитывая выжать из меня еще больше денег. Они держали Шайн как заложницу. Когда я узнал, что мужлан, за которого ее мать вышла, стал дурно обходиться с девочкой, я организовал ее похищение. Я позаботился, чтобы ее отчим получил по заслугам за то, как он посмел глядеть на мою дочь. – Чейд умолк.
Я ничего не спросил. Его лицо осунулось от тоски и усталости.
Он заговорил медленнее:
– Я поместил ее в безопасное место и попытался наверстать что-то из упущенного в воспитании. Нашел ей хорошую телохранительницу, способную научить Шайн защитить себя. Ну и еще кое-каким уловкам.
Однако я напрасно недооценил отчима. Мать Шайн легко забыла бы о ней – она питает к своему потомству не больше привязанности, чем змеи. А вот ее муж оказался человеком не только жадным, но и умным. Я был уверен, что надежно спрятал Шайн. До сих пор не понимаю, как ему удалось найти ее. Боюсь, среди моих осведомителей есть предатель. Мне и в голову не приходило, как далеко может зайти отчим Шайн в попытке залечить раны, нанесенные его самолюбию. Хотя и мать ее тоже наверняка не осталась в стороне. Они попытались отравить Шайн и по случайности отравили поваренка. Я так и не знаю, хотели ли они убить ее или только причинить страдания, но для маленького мальчика яда оказалось достаточно. И мне опять пришлось искать для нее новое убежище и думать, как внушить ее семье, что со мной шутки плохи. – Он поджал губы. – Я приставил к нему наблюдателей. Он кипит от ненависти и жажды мести. Я перехватил письмо, где он похвалялся, что отплатит по заслугам и Шайн, и мне. Теперь ты понимаешь, почему я убежден, что это его работа.
– А я почти не сомневаюсь, что это были те же люди, которые преследовали Шута. Но к чему гадать – скоро мы все узнаем наверняка. – Поколебавшись, я все же спросил: – Чейд… почему ты рассказал мне об этом только теперь?
Он холодно посмотрел на меня:
– Чтобы ты понял: я не отступлю ни перед чем, чтобы спасти дочь и защитить сына.
Я ответил ему гневным взглядом:
– Думаешь, я меньше твоего хочу вернуть домой Би?
Некоторое время – мне показалось, что очень долго, – он молча смотрел на меня. Потом сказал:
– Возможно, не меньше. Ты тут задался вопросом, не слишком ли жестоко будет заставить твоих людей все вспомнить. Так вот. Жестоко или не жестоко, но я восстановлю память каждому из них, от детей до стариков. Мы должны узнать, что произошло в тот день, во всех подробностях. А как только узнаем, начнем действовать незамедлительно. Мы не сможем исправить того, что сделали с нашими детьми. Но мы можем заставить преступников заплатить кровью. И мы вернем наших дочерей домой.
Я кивнул. До этой минуты я не позволял себе заходить в мыслях настолько далеко. Би еще такая маленькая. Как можно увидеть в ней женщину? Но ведь есть люди, которых это не смущает. Я вспомнил неловкую походку Эльм, и мне стало дурно. Неужели действительно необходимо заставлять маленькую девочку вспоминать такой ужас?
– Иди принеси кору, – напомнил Чейд. – Ей ведь надо еще настояться.
Глава 14. Эльфийская кора
…и что хуже всего, болиголов часто растет рядом с безвредным и вкусным водяным крессом. Посылая юношей и девушек собрать водяного кресса, надлежит предупреждать их об этом.
Семена карриса по своей сути коварны. Нет оправданий тому, чтобы употреблять их в пищу. Обычай посыпать ими праздничное печенье есть мерзость. Отведавший семян карриса испытывает радость духа и легкость в теле. От них сердце начинает биться быстрее, в щеках и паху становится горячо. Человека одолевает желание пуститься в пляс, громко петь или распутничать, не задумываясь о последствиях. Заканчивается действие семян внезапно, оставляя человека изможденным настолько, что он может проспать целый день. И еще несколько дней после он будет ходить усталый и раздражительный и, возможно, жаловаться на боли в спине.
Среди коварных растительных снадобий второе по зловредности – эльфийская кора. Как и следует из названия, это кора эльфийского дерева. Самую действенную кору берут с молодых побегов. Кора эльфийских деревьев, растущих на ухоженной земле в деревнях, обладает наиболее мягким действием, тогда как кора деревьев, выросших на прибрежных утесах или продуваемых всеми ветрами склонах гор, более опасна.
Чаще всего эльфийскую кору заваривают кипятком, чтобы получился крепкий настой. Такой чай из коры придает силы и выносливости, и усталый путник или землепашец, выпив его, может продержаться до конца самого тяжелого дня. Однако выносливость и сила тела не означают крепости духа. И пусть эльфийская кора заглушает боль от раны или в ноющих мышцах, но она угнетает дух и навлекает тоску. Если человек пьет настой коры для того, чтобы поработать несколько лишних часов, он либо должен обладать большой силой воли, либо кто-то должен безжалостно заставлять его трудиться дальше.
Из свитка «Двенадцать злокозненных трав», автор неизвестен
