Итак, шизофрения находится на стыке биологического и социального в человеке. Многоликость ее простирается от бредоподобного фантазирования до аутизма, полного ухода в себя. Еще одним признаком шизофрении является синдром двойника, когда человеку кажется, будто он раздвоился. Шизофренический бред и аутизм также связаны с расщеплением психики. Больной воображает себя кем-то другим. В 1923 г. французские психиатры Капгра и Ребуль-Лашо, изучая больных с манией преследования, заметили, что эта мания всегда сопровождается симптомом двойника, когда человеку кажется, будто он сам либо кто-то из близких раздвоился.
В состоянии гипноза сознание человека тоже раздвоено. Люди, подвергавшиеся гипнозу, вспоминают, что все происходило как бы не с ними.
У всякого Я всегда есть не-Я, только поэтому Я есть Я. Понятие «собственность» является производным от Я. Обратите внимание: оно имеет смысл только тогда, когда граничит с другой собственностью другого Я. Если нет собственности другого, нет и моей собственности. Впрочем, отсылаю к своей книжке, где понятия Я и «собственность» рассмотрены подробно (Тен, 1991).
Психика человека подобна магниту, который, сколько бы он ни претерпевал дроблений, всегда имеет два полюса. Она внутри-себя диалектична и являет собой тождество противоположностей.
Отсюда можно сделать вывод как о возможностях успеха в лечении, так и о катастрофических неудачах. Лечение бывает успешным, если врачу удается разрушить устойчивую связь и вместо доминирующего Я, принявшего патологическую форму, подставить другое Я, загнанное в подсознание. В случае, если разорвать связь получается, а новую связь во главе с другим доминирующим Я создать не удается, надо говорить о провале лечения и даже о нанесенном больному вреде: ему придется жить с расщепленной психикой. Не случайно психиатры осторожно применяют гипноз. Можно сказать, что это радикальная операция на психике человека. Кстати сказать, в дореволюционной России к врачам, применяющим гипноз, предъявлялось в качестве требования обязательное присутствие второго врача, как при сложной операции.
Необходимо учитывать великое разнообразие самовыражений людей с измененной психикой. Перефразируя Л. Толстого, можно сказать: все здравомыслящие здравы одинаково, все ненормальные ненормальны по-разному. «Один параноик окажется признанным ученым, а другой – душевнобольным, – писал выдающийся психиатр П. Б. Ганнушкин. – Один шизоид – всеми любимый музыкант, поэт, другой – невыносимый бездельник» (Ганнушкин; цит. по: Зейгарник, 1986). Думаю, что естественный отбор способствовал выживанию людей первого, а не второго типа в то время, когда на Земле еще не было Homo sapiens, а был Homo asapiens.
Сущность гипноза
Изучение гипноза и вызываемых им состояний в XX в. показало, что это не совсем то, что о нем думали, когда после Первой мировой войны началось изучение этого явления (спустя полвека после В. М. Бехтерева). Прежде всего это касается основного «пускового механизма» гипноза – трансфера (переноса).
Смысл трансфера заключается в следующем: «В ходе погружения в гипноз… гипнотизируемый временно отказывается от врожденных механизмов самозащиты и бдительности, отдавая свою личность… в руки другого» (Л. Кьюби, Л. Шерток; цит. по: Шерток, 1982. С. 127).
Со времен Фрейда считалось, будто трансфер является причиной гипноза. В свою очередь, причиной переноса считалось внушение (суггестия). Казалось, что с этим все ясно. Как правило, большинство людей (а понятие о гипнозе наличествует у всех сколько-нибудь образованных людей) по-иному себе гипноз и не представляют. Внушение – перенос личности гипнотизируемого на гипнотизера – гипнотическое состояние.
Изучение гипноза в XX в. показало, что трансфер отнюдь не является переносом личности на гипнотизера, трансфер «включает некое третье лицо».
«Он предполагает известный опыт пережитого, завязывание клубка фантазматических и символических представлений, – пишет Л. Шерток. – Возникает вопрос: не восходят ли отношения, складывающиеся в гипнозе, к отношениям гораздо более архаическим, строго «дуальным», «допредметным». Мы имеем в виду исходное биологическое состояние, уходящее корнями в животный мир, состояние, в котором коммуникация осуществляется на чисто аффективном уровне, еще не связанном с образным содержанием» (Шерток, 1982. С. 129).
Определение «допредметные отношения» здесь надо понимать не в смысле вещизма, а в смысле «до-деятельностные отношения»: Шерток имеет в виду предметный характер человеческой деятельности. Л. Шерток по какой-то причине не упоминает Э. Кречмера, хотя, по сути, его собственные выводы являются творческим и предметным развитием его идей. В теорию эндогенного происхождения психики человека Э. Кречмера вписаны не только шизофрения, сновидения и первобытные формы сознания, но и гипнотические состояния.
Л. Шерток спускается по филогенетическому древу еще ниже, чем Кречмер, в «исходное биологическое состояние, уходящее корнями в животный мир». Это настолько интересно, что остается удивляться невниманию к таким идеям авторов многочисленных антропологических теорий происхождения сознания.
Гипноз, – кто бы мог подумать, наблюдая «фокусы» из зрительного зала, – является «погружением» в исходное состояние психики, которое Шерток называет «дуальным», т. е. двойственным, парным внутри психики человека, подверженного гипнозу. Если это отношение является «допредметным», а сутью предметной деятельности является субъект-объектное отношение между человеком и миром, возникает вопрос: о какой дуальной системе идет речь? Кто вступает в отношения между собой внутри психики человека, погруженного в гипноз? Реконструируется не единое сознание, а его расщепленная, партиципированная форма. Люди под гипнозом как бы возвращаются в мир первобытных партиципантов, описанных Леви-Брюлем.
Психологи с разных сторон приходят к одному и тому же. Л. Шерток реконструирует палеопсихику, как дуальную, связанную через трансфер. У Шертока речь идет о субъектном двоецентрии, о двух Я. Б. Поршнев исходил из наличия двух динамических доминант: возбуждения и торможения. Он перевел разговор в сферу реактивности. Выше мы доказали, что он ошибался, и предположили, что двоецентрие имеет более глубокий, межсубъектный характер. Шерток именно об этом и говорит.
Вопрос заключается в том, как интерпретировать субъектное двоецентрие первоявленной психики? Не смея выйти за пределы навязанной антропологами-дарвинистами «обезьяньей» теории, психологи вынуждены объяснять раздвоение патологией, хотя сами, как показывают труды того же Л. Шертока, понимают порочность и недостаточность такого объяснения. При этом сами психологи указывают на некую древнюю тайну, заключенную в раздвоении личности; более того, они говорят о том, что истоки психических болезней заключены в филогенезе сознания, а именно в его изначальной раздвоенности, диссоциированности. Слово за антропологами, которые… молча разводят руками. В мозгах обезьян нет ничего, что могло бы соответствовать этим высоким требованиям реконструируемой палеопсихологии.
«Находясь под гипнозом, человек как бы отступает к более примитивным формам коммуникации, к чисто «аффективному регистру», соответствующему функциям наиболее архаических структур нервной системы, палеокортекса. Речь, стало быть, идет о врожденной исходной потенциальной способности к установлению отношений (внутри себя. – В.Т.), составляющей некую как бы незаполненную матрицу, в которую в ходе дальнейшего развития будут вписываться все последующие системы отношений» (там же. С. 129).
