Именно обретение самосознания является ядром проблемы психогенеза и, в более широком смысле, проблемы антропогенеза, потому что человек – это его сознание, его душа. Только индивид, имеющий самосознание, обладает субъектностью, а ведь главная проблема антропогенеза заключается в том, чтобы объяснить, каким образом появился на земле субъект деятельности. Как бы мы ни исследовали кости, на материале палеоантропологии, презентующей себя скорее как палеобиология человека, а не как комплексная наука, включающая в том числе палеопсихологию, мы ничего не сможем сказать о происхождении человека. Скорее наоборот: поняв, как возникло сознание, мы найдем непосредственных предков человека в животном мире. Клубок разматывается с конца. Настоящее есть ключ к прошедшему. В этом заключается суть методологического подхода, который автор этих строк отстаивает уже более пятнадцати лет.
Палеоантропологи, как правило, пытаются нарисовать картину психогенеза, опираясь на постепенное развитие когнитивных способностей в природе от вида к виду, которые зачастую называют «интеллект животных», «биоинтеллект». Наблюдая картину, как животные умнеют от насекомых до обезьян, они продолжают этот вектор на человека, недоумевая: как может быть иначе? Это мысленное продолжение биологического вектора развития есть пустая фантазия людей, считающих себя «позитивно мыслящими учеными». Они множат примеры и не допускают мысли, что дело не в том, что они называют «интеллект животных», что это путь «дурной бесконечности» и ползучего эмпиризма, не объясняющего корень проблемы: как появилась субъектность, если развитие рефлекторного «интеллекта животных» к субъектности не приводит? Следовательно, в прямой линии биологического вектора развития имеется разрыв, некая инверсия.
Это подтверждает палеопсихология. Будучи наукой о филогенезе психики, она опирается на психологию детства, на онтогенез в силу биогенетического закона. Как показали исследования А. Валлона, Ж. Пиаже, Б. Инельдер и ряда других психологов, в нормальном онтогенезе наблюдаются аутизм, эгоцентризм, а также дуализм психики. Обретение ребенком самосознания, говорил Валлон, в первых проявлениях является антиадаптивным событием. Кроме того, палеопсихология опирается на этнологию и психиатрию. Как показали исследования Л. Леви-Брюля и Э. Кречмера, шизофрения – это заболевание атавистическое, представляющее собой рекапитуляцию палеопсихики, извлекаемой из бессознательного. Именно поэтому она часто является наследственной (мать мальчика-волка, кстати, тоже была больна). Именно поэтому она представляет собой психологический эксклюзив Homo sapiens, ненаблюдаемый в других видах. Практика регрессивного гипноза подтверждает эти заключения (Шерток). Это же подтверждает и психоанализ, раскрывая, как безумие может быть не просто развалом психики, а организованной формой бытия психики, что наблюдается у шизофреников. Уже после Фрейда психоаналитики выяснили, что «бессознательное является чем-то самостоятельным, а не рядом неорганизованных влечений, как можно было бы подумать, читая те места теоретических разработок Фрейда, где утверждается, что лишь Я обладает организацией в психической жизни» (Лакан, там же. С. 37).
Психоанализ, который применяет индивидуальные регрессивные техники, а также методы лечения в группах, по сути дела, воспроизводит ситуацию антропогенеза, поэтому мы можем и должны использовать его данные для реконструкции начала психогенеза. Данные психоанализа имеют антропогенетическое значение, которое до сих пор не принималось в расчет, хотя именно они, наряду с изучением шизофрении, похоже, позволяют сдвинуть дело с мертвой точки. Как бы дополняя Леви-Брюля и Кречмера, Лакан говорит: «Весь прогресс психологии собственного Я может быть резюмирован следующим образом: собственное Я структурировано точно так же, как симптом. Внутри субъекта оно представляет собой всего-навсего привилегированный симптом. Это исключительно человеческий симптом, душевная болезнь человека» (там же. С. 9).
В ходе развития психоанализа выяснилось, что невозможно «не прийти к понятию не просто биполярности или бифункционирования собственного Я, a splitting, коренного различия двух собственных Я» (там же. С. 35). Поэтому наблюдаемая у младенцев «стадия зеркала, как я часто подчеркивал, не является лишь моментом развития, – говорит Лакан, – она еще и показательна, ибо вскрывает некоторые отношения субъекта к своему образу как прообразу (Urbild) собственного Я» (там же. С. 41, 42). Речь идет о зеркальном характере саморефлексии.
Интересно наблюдение о прогнатии, которая была ярко выражена в период болезни и исчезла, когда мальчик-волк пошел на поправку вплоть до того, что его определили в группу. Человек, способный работать в лечебной группе, уже социализирован и имеет много шансов вернуться в актуальное общество.
Наблюдение интересно в контексте антропогенеза, где у прогнатии своя история. У австралопитеков наблюдается скорее еще чисто звериное выдвижение всей нижней части морды вперед, обеими челюстями. Прогнатия, как выдвижение верхней челюсти над нижней, ярко выражена у первых представителей рода Homo, обладавших речью и сознанием: у архантропов (питекантропов, эректусов). Она наблюдается у неандертальцев, обладавших довольно развитым сознанием, но не являющихся в полной мере сапиенсами. Лица кроманьонцев близки к современным человеческим, хотя присутствует слабо выраженная прогнатия. Кроме того, прогнатия часто наблюдается у психически больных, не случайно аналитик выделила ее как симптом. Классический облик идиота – это взгляд исподлобья, выдвинутая верхняя челюсть, «задвинутая» нижняя. Перечисленные здесь формы гоминин – это не единая линия развития. Это «керны» эволюции, вырванные из процесса, в большинстве обреченные на деградацию или вымирание, но способные дать общее представление о процессе, как всякие керны.
Антропогенетический интерес представляет собой также информация о гортанном звукопроизводстве. Дело в том, что в ходе развития языков наблюдается передвижение звукопроизводства из глубины глотки вперед, возведенное в лингвистический закон.
В этом же контексте необходимо воспринимать сообщение об отсутствии фраз в речи Робера, которая была предикативна. О предикативности речи в антропогенезе писал Л. Выготский.
Невероятно интересна рекапитуляция стадий пренатального развития, о которых Робер не мог знать. Вступив на путь ментального построения своего тела после вытеснения Волка, он в ходе внутриутробной регрессии принимал позы эмбриона и делал то, что ребенок делает в материнской утробе. З. Фрейд говорил, «что всякое переживание внешнего мира имплицитно относится к чему-то уже воспринятому в прошлом. Это можно расширить до бесконечности – в некотором роде всякое воспринятое обязательно предполагает отнесенность к воспринятому ранее» (там же. С. 33).
Откуда больной ребенок мог знать позу эмбриона? Откуда он мог знать про родильные воды, которыми как бы обливал себя? Или это еще более древняя память – о рождении из воды? Это поведение подтверждает теорию мозговых гомункулусов, а именно что в нас сидит не только декартов человек, не только фрейдов, не только юнгов, но кто-то более древний, гомункул-животное.
Практика психоанализа выявила, что далеко не все больные способны работать в группе, и мальчик-волк являет собой яркий пример. Видимо, древним шизофреникам тоже надо было пройти длинный путь личных страданий, прежде чем общество стало той силой, которая смогла сделать их людьми окончательно, выпестовала Самость. Первая логика была не чем иным, как общемыслием по конкретным вопросам, и здесь роль социума, безусловно, была ведущей. Здесь, в общем, нет большой проблемы для исследователя, здесь хорошо работает французско-советская теория интериоризации.
