– Говенно, – сказала Мериам, покачав головой.
Фейиз понимал, что она пытается и не может подобрать других слов, поскольку сам чувствовал примерно то же.
Мериам взглянула куда-то за спину Фейиза, и он обернулся, чтобы посмотреть на то, что привлекло ее внимание. Широким шагом к ним приближался Хакан, не обращая внимания на резкие порывы ветра со снегом. Несколько рабочих следовали за ним на некотором расстоянии, но остановились, не дойдя метров шести до Фейиза с Мериам. Вместе с ними присутствовал молодой турецкий наблюдатель Зейбекчи, а также несколько археологов. Все встали кучкой, наблюдая за Хаканом.
Первые слова Хакана поглотил ветер.
– Что? – переспросила Мериам.
Тогда Хакан шагнул поближе – к ним и к краю пропасти. Фейизу захотелось отодвинуться подальше, но в то же время он ощущал болезненный притягательный соблазн падения, неминуемо ожидавшего его, если он подойдет слишком близко. «Так всегда бывает при опасности», – подумал он. Пропасть манила даже тогда, когда разум заставлял от нее отступать.
– Они сбежали по своей воле! – крикнул Хакан.
Фейиз посмотрел на людей, собравшихся неподалеку, под прикрытием стен пещеры. Слышат ли они оттуда хоть что-нибудь? Фейиз в этом сомневался.
– Откуда ты знаешь? – спросила Мериам. – Кто-нибудь видел, как они уходили?
Хакан покачал головой.
– Ни одного свидетеля. Но я сам проверил их спальные места. Они прибрали все вещи и не оставили ничего личного. – Хакан повернулся к Фейизу: – Я знаю, что ты дружил с Арженом. Он член моей семьи, так же, как и ты, но он всегда был лентяем и трусом. Я легко могу допустить, что он сбежал в темноте…
– Он бы не стал, – возразил Фейиз.
– …не решившись посмотреть мне в глаза, – закончил свою мысль Хакан.
Фейиз помедлил. Ноздри словно пронзило иглами, когда он резко вдохнул обжигающе-холодный воздух. В том, что Аржен мог улизнуть втихаря, ничего не сказав Хакану, не было ничего невероятного.
Возможно, так и было.
Но Фейиз все равно не мог себе этого представить.
Мериам и Хакан продолжили разговор – оба напряженные и настороженные после вчерашнего противостояния – но Фейиз их уже не слушал. Паучки тревоги ползли по его спине, рукам и шее. Он вздрогнул и посмотрел с обрыва вниз – на опасный склон. Пройдет какое-то время, прежде чем они смогут узнать, достигли ли Кемаль с Арженом подножия горы невредимыми – вероятно, не раньше, чем пройдет буря и мобильные телефоны не начнут ловить сигнал снова. А пока он пытался представить, как они, решив покинуть проект, выскользнули из пещеры ночью и стали спускаться по склону Арарата в темноте. Под снегом и пронизывающим ветром.
В какой-то момент Фейиз позволил себе поверить в это. Даже заставил себя поверить. Поскольку альтернатива – что они стали жертвами вназапного насилия или тайного злого умысла – была слишком ужасна, чтобы рассматривать ее всерьез. Тем не менее он повернулся и пристально посмотрел на Мериам и дядю. Теперь он будет внимательнее присматриваться к ним обоим. Как и ко всем остальным обитателям пещеры.
Ради их безопасности. Их и своей собственной.
Отец Корнелиус сидел на пластиковом стуле за столом, который поставили в нескольких метрах от закрытого тентом участка, внутри которого находились кадавр и его «ларец». Обогреватель помогал немного развеять холод, но кости все равно ломило. Артрит в его возрасте – обычное дело. Болезнь стала настолько привычной, что казалось, будто никогда не пройдет окончательно. От порывов ледяного ветра боль ощущалась сильнее, чем когда-либо. Но у него была работа, которую он был обязан сделать. Поэтому, оставив боль на волю Господа, он продолжил изучать куски битума, отколотые от гроба.
Вокруг стола были расставлены яркие светильники. Крышка гроба (или «ящика», как предпочитали называть его участники «Проекта Ковчег») стояла рядом, прислоненная к стене. Отец Корнелиус протер глаза, сняв очки, затем снова надел их, прежде чем сосредоточиться на самых больших фрагментах. Профессор Маршалл – в смысле, Хелен – помогла разложить их так, будто они собирали пазл. Она говорила, что успела сфотографировать оболочку в нетронутом виде, но сначала он хотел увидеть настоящий битум, провести пальцами по его гладкой стекловидной поверхности и почувствовать изгибы вырезанных на нем букв древного языка.
– Уже поняли что-нибудь? – услышал он чей-то голос.
Отец Корнелиус заморгал, словно очнувшись ото сна, и поднял глаза. Над противоположной стороной стола возвышался Уокер, словно появившись из ниоткуда. Но, судя по выжидательному выражению его лица, он стоял там уже некоторое время.
– С вами все в порядке, отец?
Священник кивнул. Но, по правде говоря, он не чувствовал себя хорошо. Кроме холода, поселившегося в костях, он ощущал странный покалывающий жар на лице и в затылке. Когда кожа покрылась потом и стала липкой, он стал задумываться, не угораздило ли его подхватить какой-то вирус?
Уокер обогнул стол и присел рядом.
– Отец?
– Прошу прощения. Всего лишь минута слабости. Вы наверняка понимаете. – Отец Корнелиус снял очки и указал ими на деревянную крышку, прислоненную к стене. – Видите там надписи?
– Вижу, – ответил Уокер со странным выражением лица. Настороженным и обеспокоенным.
– Есть несколько элементов, указывающих на несийский – язык хеттов. Но несколько символов являются вариациями из аккадского. Есть еще третья группа элементов, мне не знакомых. Полагаю, в них могут содержаться ключи к морфологическим, синтаксическим и фонологическим мостам, которые помогут понять четвертый – оригинальный язык. Возможно даже, что написанное на крышке и выдавленное на фрагментах битумной оболочки – это не вариация, а самый что ни на есть родительский язык, из которого в конечном итоге возникли другие три.
Отец Корнелиус потер руки в тонких перчатках друг о друга, чтобы согреть. Артритные пальцы ныли. Затем подвинул один из больших фрагментов, лежащих на столе, и попытался более плотно приладить его к соседнему.
– Может, пора его отвести? – раздался другой голос. – Пусть немножко отдохнет.
Отец Корнелиус раздраженно обернулся и вздрогнул, увидев, как много людей собралось вокруг него. Здесь были Хелен, Уин Дуглас и кто-то из турецких студентов. Несколько поодаль стояла Каллиопа и снимала все на камеру. Как давно она здесь? И как давно все остальные?
– Не говорите обо мне так, будто меня здесь нет, – ответил он, не вполне понимая, кому именно.
– Отец… – заговорила Хелен, глядя на него добрыми глазами.
– Я не ребенок, которого можно отправить вздремнуть, – сказал он, почувствовав, как жар бросился ему в лицо и стал перетекать в грудь и руки. – Юная леди, я – ваша единственная надежда на то, что эти письмена будут расшифрованы. Кстати, кое-что я уже могу сказать… – Он развернулся и посмотрел прямо в камеру Каллиопы. – Основываясь на том немногом, что я успел перевести, можно с уверенностью утверждать, что этот корабль и есть библейский Ковчег. И он построен человеком, чье имя можно перевести как «Ной».
