– Не думаю, что это хорошая идея, – сказала Хелен.
Уокер развернулся и поспешил в ту же сторону, куда ушел студент.
– Так, святой отец, – произнесла Уин. – Я помогу вам дойти до палатки. Скорее всего, вы переутомились, но все-таки будет лучше, если вас посмотрит доктор Дайер.
Отец Корнелиус не стал возражать. Он поправил полиэтиленовый полог, ощущая на себе добрые сочувственные взгляды трех женщин, и позволил Уин увести себя прочь. Но даже когда он оставил незаконченную работу за спиной, ему казалось, что рогатое существо по-прежнему следит за ним. Он еще чувствовал его пристальное внимание и темную злобу, таившуюся в залитых тенями пустых глазницах. Отец Корнелиус никогда не верил в физическое существование демонов, но теперь – хоть он и не мог признаться в этом вслух – все изменилось.
Зловещая аура, окружавшая кадавра, отравляла воздух вокруг себя и поражала людей, вдыхавших этот воздух. Отец Корнелиус уже знал правду о нем. И от этой правды руки его дрожали, а на лбу выступал пот.
«Слава Богу, оно мертво, – думал он. – Теперь от зла не осталось ничего, кроме воспоминания».
Слава Богу.
10
Проведя рукой по волосам, Уокер помассировал висок большим пальцем. С самого утра он испытывал ноющую головную боль, и ничего, что произошло с тех пор, не способствовало ее прекращению. Для сегодняшней враждебности, сквозившей буквально в каждом разговоре, могло быть сколько угодно причин. Большинство людей, собранных в ковчеге, находились внутри безвылазно уже три недели – без тепла и элементарного комфорта, необходимого для глубокого восстановительного сна. Курдские проводники и рабочие бросали друг на друга подозрительные взгляды, было очень заметно, что внутри команды назревал раскол. Бригадир проекта Хакан, казалось, ненавидел всех сразу. И вся эта враждебность родилась до того, как сюда примешались религиозные вопросы.
– Это совершенно невозможно, – втолковывал мистер Авчи Уокеру тоном директора частной школы из 1950-х годов.
Турецкий наблюдатель носил очки с маленькими прямоугольными стеклами и толстую гусеницу седых усов. Пистолет на его бедре, казалось, должен был производить нелепое впечатление, но нет – оружие выглядело органичной частью гардероба. Как часть его самого.
Уокер знал массу таких людей. По правде говоря, он и сам был таким человеком. Его собственный пистолет уютно покоился в кобуре, пристегнутой к поясу за спиной, – тщательно прикрытый свитером и курткой. С момента прибытия на Арарат он почти не расставался с ним, но и не собирался никому показывать – чтобы не спровоцировать на ненужные расспросы и подозрения, которые могут поставить под угрозу его присутствие на ковчеге. По легенде, он являлся сотрудником Национального научного фонда. Если турки узнают, что он работает на DARPA, то немедленно выдворят домой.
– Надо ли предполагать, что вы забыли проинструктировать священника о том, что его включили в команду в качестве лингвиста и историка, но не духовника? – продолжал говорить Авчи. – Или вы пренебрегли нашими недвусмысленными инструкциями о том, что никакие молитвенные обряды или ритуалы не должны производиться за пределами индивидуальных помещений? А также о том, что любые утверждения о превосходстве одной религиозной доктрины над другими здесь нежелательны?
Уокер скрестил руки на груди и откинулся на спинку того самого стула, на котором часом ранее сидел отец Корнелиус, изучая куски битума, отколотые от оболочки. Затем бросил взгляд на крышку гроба, все еще стоявшую у стены. Мериам намеренно привела их сюда – в холодные закоулки задней части ковчега, куда никто не мог заходить без разрешения. Даже если бы они стали орать друг на друга – отсюда бы их все равно никто не услышал.
– Что-то его напугало – это все, что я могу сказать. – Уокер расцепил руки и поднял их ладонями вверх. – Предостерег ли я его, объяснил ли условия? Вы прекрасно знаете, что да. Но подумайте, Авчи, прямо сейчас люди по всему миру пытаются доказать, что это и есть тот самый Ноев ковчег. Неужели вы надеялись, что никто из членов этого проекта не начнет заниматься тем же самым?
Авчи высоко вздернул голову и посмотрел на Уокера поверх носа.
– Несколько турецких студентов-археологов озвучили свои возражения. Их тревожит присутствие отца Корнелиуса. Им стало казаться, что работа здесь служит больше христианским целям, чем научным, поэтому они просят, чтобы священника отсюда убрали.
Мериам разразилась резким смехом, но тут же помрачнела.
– Да бросьте, – сказала она. – Куда он, черт возьми, сейчас пойдет?
Ноздри наблюдателя задрожали, словно их внезапно коснулся запах нечистот.
– Полагаю, он может идти куда угодно. Например, туда же, куда ушли два ваших работника прошлой ночью. Впрочем, не думаю, что здоровье позволит ему спуститься с горы самостоятельно. – Авчи повернулся к Уокеру. – Вам придется напомнить отцу Корнелиусу, что он здесь исключительно по милости моего правительства. Если он не сможет ограничиться научными вопросами, оставив религию в покое, то после окончания бури вы оба покинете это место.
Авчи развернулся на каблуках и зашагал прочь, щелкнув на ходу фонариком, чтобы освещать дорогу в местах, до которых не добивал свет рабочих фонарей, развешанных по стенам.
– Какой сердитый мужчина, – заметил Уокер, когда Авчи ушел.
Зейбекчи коротко хохотнул, но тут же, взяв себя в руки, бросил на Уокера предостерегающий взгляд.
– Если скажете кому-нибудь, что я над ним смеялся, я буду это отрицать.
– Я понимаю.
Мериам улыбнулась.
– Так ты нам больше нравишься.
Зейбекчи закатил глаза, затем повернулся и пристально посмотрел на полиэтиленовую стену, окружавшую гроб. Он потянулся к ней, но пальцы его задрожали, и он опустил руку, так и не решившись отодвинуть полог.
– Думаю, не важно, какие религии мы исповедуем. Но нам всем хотелось бы верить, что существо внутри – отнюдь не то, чем кажется на первый взгляд.
Секунды тянулись одна за другой, пока они втроем смотрели на толстую полиэтиленовую пленку, пытаясь разглядеть смутные тени внутри.
– А я не согласен, – сказал наконец Уокер, снова скрестив на груди руки и откинувшись на спинку стула.
Зейбекчи нахмурился.
– Прошу прощения?
Мериам подняла голову.
– Неужели вы хотите, чтобы он оказался настоящим демоном?
Уокер улыбнулся.
– В этом я ничем не отличаюсь от вас. Вы сами говорили похожее. Я был агностиком бо́льшую часть жизни, но солгал бы, если бы стал утверждать, что меня не привлекает идея найти нечто такое, что может доказать существование Бога.
Снова все замолчали.
Головная боль немного утихла, но Уокеру все равно хотелось свежего воздуха, а лучше – штормового ветра. Сегодня он собирался выпить какой-нибудь алкоголь, если его удастся найти, но следовало признать – даже без ледяного воздуха и выпивки он стал чувствовать себя гораздо лучше.
