– А как бы ты мне помог? – спросила Мериам, почти закричав.
Она шагнула к нему, но он попятился и пошел из загона вон. Ветер метался по проходу, раскидывая снег. Из окружающих убежищ высунулись головы любопытствующих. Он узнал в них нескольких аспирантов-археологов, а также мистера Авчи. Чуть поодаль в темном проходе он увидел силуэт Фейиза, стоявшего неподвижно и глядевшего на него молчаливо. Он был похож на темного ангела, посланного Богом, чтобы все запомнить, но ни во что не вмешиваться.
«Запомнить…» – подумал он.
Камера была с ним в кармане куртки. Каллиопу нигде не было видно. Только что пережитый эпизод не войдет в фильм, и впервые Адам радовался тому, что никто ничего не снял.
– Как, черт возьми, ты бы мне помог? – крикнула Мериам, выскочив за ним в проход. – Стал бы оберегать, как какой-нибудь китайский фарфор? Запер бы в шкафу, чтобы не повредить? Да я бы померла от такой жизни в сто раз быстрее, чем на этой проклятой горе!
Возразить Адаму было нечем.
– В любом случае я бы ни за что не согласился на этот проект.
Вытерев слезы, Мериам кивнула с почти насмешливым видом.
– Я же говорила…
Она бросила взгляд в сторону наблюдавших, затем посмотрела в глубину прохода.
– Будь ты проклят, Фейиз. Видишь, что ты натворил?
Весь ковчег, казалось, мерцал от обиды и грусти, враждебно вибрируя.
– Прекрати, – сказал Адам.
Мериам еще раз вытерла слезы, лицо ее раскраснелось от гнева.
– Он не имел права выдавать чужие секреты. Это моя жизнь. Не его и даже не твоя!
Сначала Адам думал, что они медленно заражаются каким-то душевным ядом, постепенно распространяющимся вокруг. Но теперь ему стало казаться, что все намного хуже: с каждым выдохом из него выходила какая-то часть, и с каждым вдохом она заменялась чем-то другим. Постепенно он превращался в другого Адама – более злого и более… уродливого.
Как только такая мысль пришла ему в голову, он почувствовал изнутри рывок. Словно марионетку, которой он себя представлял, кто-то резко дернул за нитки.
– Нет, это моя жизнь, – ответил он, но это уже был не он. Кто-то другой говорил его голосом и шевелил губами. – Как ты можешь быть такой эгоисткой?
Кто-то из сотрудников выругался, шокированный таким заявлением. Откуда-то извне его разум наполнялся болезнью и ужасом, но Адам ничего не мог с этим поделать. Он мог только наблюдать и слушать.
Мериам расхохоталась.
– Что? Это я-то эгоистка?
Фейиз окликнул его по имени. Адам понял его предостережение, но он ничем не мог ответить.
Его ноги пришли в движение. Тело развернулось. Рука поднялась и отодвинулась назад.
Он ударил Мериам так сильно, что тело ее немного крутанулось на месте. Хлопок от удара пронесся вдоль стен эхом и затих вдали. Наступило мертвое молчание, разбавленное лишь воем ветра.
Казалось, сам ковчег затаил дыхание.
И тут что-то внутри Адама разразилось хохотом.
14
Уокер проснулся оттого, что кто-то звал его и неистово тряс. Во время сна нога выпросталась из-под толстой подкладки спальника, и теперь молния больно царапнула голень. Уокер почувствовал, как внутрь скользнул холодный воздух и обнаженная плоть покрылась гусиной кожей.
– Господи, ну что еще? – простонал он и открыл глаза.
Сердитый отец Корнелиус стоял возле него на коленях и настойчиво тряс за плечо. Позади возвышалась Полли – у самого входа. Но ее присутствие вряд ли можно было считать проблемой. Уокер оглянулся, восстанавливая в памяти события нескольких последних часов. Палатка принадлежала не ему. Тяжелый спальный мешок, несмотря на теплоту и мягкость, также был чужим. Рядом лежала Ким, закинув ему на бедро свою голую ногу. Она только-только начала просыпаться.
Увидев священника, Ким тут же закрыла глаза и пробормотала что-то по-корейски – явно молитву или ругательство. Затем скользнула в спальный мешок поглубже и натянула подкладку на голову.
– Ну хватит, – проворчал отец Корнелиус, решительно схватил за угол клапан спальника и откинул в сторону, обнажив лицо Ким и часть ее голой груди.
Ким издала возмущенный возглас.
– Отец, какого черта? – разозлился Уокер. – Я понимаю, как это выглядит, но…
– Нам плевать, как это выглядит, – отрезала Полли, отдергивая полог палатки и глядя на них троих.
– Она права. – Отец Корнелиус похлопал Уокера по плечу. – Ваши потрахушки меня меньше всего сейчас волнуют. Одевайтесь быстрее, пожалуйста.
Священник протянул руку к Полли, и она помогла ему подняться на ноги. Потерев артритное колено, он вышел вслед за ней из палатки, после чего Полли задернула полог. Уокер собрал разбросанную вокруг одежду, засунул внутрь спальника и стал быстро одеваться. Ким посмотрела на него с ужасом и спряталась вновь.
– Да ладно тебе, – сказал он.
– Вообще-то я католичка, – раздался изнутри тяжелого спальника ее приглушенный голос.
– Ты же видела его лицо. Сейчас ему вообще не до нас.
Уокер протянул Ким ее одежду. Она кивнула и стала поспешно натягивать на себя лифчик, но потом – несколько мгновений спустя – притянула Уокера к себе и поцеловала с таким чувством, что ему пришлось вырваться, чтобы перевести дыхание.
– Ты что делаешь?
Ким улыбнулась.
– Кажется, намечаются очередные темные делишки. Конечно, я заметила взгляд Корнелиуса. Но я хочу, чтобы ты узнал, именно сейчас узнал – что все было замечательно. По крайней мере до тех пор, пока нам не помешали.
Он взял ее руку и поцеловал пальцы. Она еще раз улыбнулась, отдернула руку и продолжила одеваться. Натянув ботинки и выйдя наружу, они обнаружили отца Корнелиуса и Полли, ожидающих возле палатки, которую Бен делил на двоих со священником. Полли высунулась в проход, бросила взгляд сначала в одну сторону, затем в другую, после чего кивнула.
– Надо думать, вы вычитали на дне гроба что-то такое, что не сулит нам ничего хорошего?
Отец Корнелиус выглядел так, словно ему нездоровилось. Он провел рукой по седой щетине, успевшей отрасти за последние два дня.
– Некоторые надписи – предупреждения, как на крышке и оболочке, – ответил священник. В последнее время бледность его усилилась настолько, что стала казаться серой. Он словно стал старше на пару десятков лет, по крайней мере внешне. – И я не берусь утверждать, что перевел все до конца.
– Вы перевели достаточно, – бросила Полли. – Просто расскажите им.
Священник откашлялся сухим кашлем.
– Бо́льшая часть текста, на котором лежал кадавр, – это повествование. Апокриф. Об эпохе, которая была до того, как Ной построил ковчег.
