Сжавшись под одеялом в комок, Мериам отодвинулась от Оливьери как можно дальше и стала думать. Она уговаривала себя не зацикливаться на выводах отца Корнелиуса и Бена. Сейчас ей хотелось столько одного – чтобы Адам пришел в себя, чтобы освободился от того, что засело у него в голове.
«То есть ты веришь, – сказала она себе. – Ты веришь в демона».
Его тело может быть мертвым, но сущность до сих пор жива. Бен говорил о древней болезни, о какой-то инфекции, которой никто не заражался уже много тысяч лет, и теперь Мериам понимала, что так оно и есть… но такую болезнь было очень сложно представить и предугадать.
Избитое лицо ныло, лезвие боли пронзало и череп – где-то под левым глазом. Поборов сонливость, Мериам откинула одеяло и решительно встала на ноги. Сапоги и куртка лежали рядом. Надевая их, она несколько раз поморщилась. Доктора Дайера нигде не было видно. Оливьери по-прежнему лежал спиной, но казался таким спокойным, что возникло ощущение, что он в любую секунду может заговорить с ней из полумрака. Она даже подождала минуту, надеясь, что он все-таки заговорит. Было бы неплохо получить помощь, и она знала, что Оливьери ее бы понял, в то время как другие будут пытаться ее остановить. До того как она самолично не увидела тупую злобу в глазах Адама и инородный, не свойственный им блеск, она бы, пожалуй, и сама остановила себя.
Но не теперь.
Она тихонько выскользнула из медицинского блока. Справа по проходу доносились шепчущие голоса и кто-то шел сюда тихим шагом, поэтому она повернула налево и вскоре растворилась в молчаливом мраке ковчега. Среди ночи никого не будет, кроме одного или двух охранников. Да и то вряд ли, поскольку никто не захочет находиться там после случившегося.
Поскольку там лежит он. Демон. Шамдон.
Мериам ускорила шаг.
Щеки Уокера обжигал холод. Он был и без того вымотанный, но от последних новостей стало совсем невмоготу. Разболелись старые раны. Он чувствовал себя древним, с трудом поспевая за Ким. Кипящий от негодования доктор Дайер шел впереди них. Замыкал шествие доктор Корнелиус, чей немалый возраст уже отчетливо давал о себе знать.
– Ей надо поспать до утра! – настаивал доктор. То, как беспардонно его игнорировали, возмущало его больше всего.
Когда в очередной раз доктор Дайер попытался преградить им путь, Ким положила руку ему на плечо и мягко отодвинула в сторону.
– Это ее проект, – сказала она. – Если бы ее партнер был в состоянии принимать решения, я бы прислушалась к вашим медицинским советам. Но вы же не хуже нас понимаете, что если мы с доктором Уокером начнем распоряжаться в ковчеге без одобрения Мериам, то персоналу это вряд ли понравится.
– Все это можно было бы сделать утром, – проворчал доктор, понизив голос до шепота, поскольку они уже почти приблизились к медблоку. Он не хотел беспокоить своих пациентов.
Уокеру это вполне импонировало.
– Послушайте, док… – начал он и тут же сделал паузу, чтобы дать доктору Дайеру время собраться с мыслями и успокоить неистово бьющееся сердце. – То, что произошло с Адамом, напугало всех до усрачки. И это плохо, поскольку многие сейчас плачут, молятся и жалеют о том, что вообще оказались здесь. Но вместе с тем никто больше не занимается саботажем. Работники Хакана присматривают за Адамом без лишних слов. Аспиранты больше не спорят о том, действительно ли это Ноев ковчег, реальны ли демоны с ангелами и не обитает ли в этой пещере настоящий чертов демон. Но очень скоро они начнут задаваться вопросом, не Адам ли убил тех четверых, которые пропали накануне. А если не он, то кто именно, поскольку – уж поверьте мне – больше никто не сомневается, что это убийства. При этом впервые – и скорее всего ненадолго – весь персонал начал работать как единый коллектив. Теперь надо собраться с силами, подвести итоги исследованиям, которые удалось закончить, и, как только буря утихнет, немедленно сваливать с этой горы.
Доктор Дайер энергично кивнул и перевел взгляд с Уокера на Ким.
– О'кей. Это, конечно, хорошая новость – о том, что больше нет никаких конфликтов. И что мы скоро эвакуируемся, я тоже рад.
Внезапно Уокер ощутил легкий приступ страха.
– По крайней мере, таков план.
– Но зачем беспокоить Мериам? Дайте ей выспаться, – продолжил гнуть свою линию доктор Дайер.
Ким вскинула руки.
– Конфликты возобновятся. Яд этого демона уже внутри нас.
– Я не могу поверить… – начал доктор Дайер.
– Если люди снова начнут конфликтовать, то это перерастет в нечто бо́льшее. Кто знает, что тогда сделают с Адамом?
Отец Корнелиус откашлялся.
– Но если одержим не Адам, тогда кто? Каждый укажет того, кто противен ему лично. Паранойя быстро примет самые уродливые формы.
Уокер пристально посмотрел на доктора Дайера.
– Мы должны быть готовы к этому. Должны держать всех на одной волне и убеждать работать вместе. Если у нас получится, то, возможно, больше никто не пострадает.
– Хорошо. Только… – проговорил доктор и устремился за Уокером, который быстро дошел до двери медицинского блока.
– Успокойтесь, – перебила его Ким. – Мы все понимаем.
Уокер уже стоял внутри медблока. Ему пришлось собрать всю волю в кулак для того, чтобы прийти сюда. Но теперь он чувствовал, что сила вновь его покидает. В слабом свете он увидел только профессора Оливьери. Остальные кушетки были пусты.
– Черт! – прошептал доктор Дайер.
– Куда она делась? – резко спросила Ким. – Доктор, мы не можем выпускать из поля зрения никого – особенно тех, кто уже подвергся воздействию…
– …демона, – закончил за нее мысль отец Корнелиус.
Внимание их привлек шелест ткани, вслед за чем раздался скрипучий голос:
– Отец, вам надо обратить внимание на битум…
Вновь зашелестела одежда, профессор Оливьери перевернулся и посмотрел на них из полумрака. Уокер понятия не имел, почему этот человек оказался здесь, но, судя по тому, как безвольно лежала голова Оливьери, он находился под воздействием сильного седативного средства. По щеке его стекала тонкая струйка слюны.
– Армандо, сейчас не время, – ответил отец Корнелиус.
Искривив лицо, Оливьери зарычал.
– Именно сейчас самое время. Ваше высокомерие будет стоить многих жизней, включая, возможно, вашу собственную. Вы здесь не единственный ученый, Корнелиус.
Уокер перевел взгляд на священника, не скрывая смятения и любопытства.
Ким выглянула наружу, в проход, высматривая там Мериам.
– Отец? – спросил Уокер.
Священник ослабил шарф.
– Хорошо, Армандо. Что вы хотите сказать о битуме?
Оливьери зашелся приступом сухого, как погремушка, кашля, затем вяло посмотрел на священника.
