Это уже вошло в привычку: всякий раз, встречая кого-либо, она очень внимательно вглядывалась в человека, задаваясь вопросом, тот ли он, за кого себя выдает. Пульс Ким забился сильнее от облегчения, когда она осознала, что Уокер – это всего лишь Уокер. Поскольку порванные уголки рта его были впоследствии зашиты, он не стремился слишком широко улыбаться, и это было только к лучшему. Раны его почти зажили, но шрамы теперь останутся навсегда.
Уокер шагнул в сторону, поманил кого-то, кто стоял у входа, и спустя секунду к нему присоединился маленький темноволосый мальчик. Он обнял мальчика за плечо, и они вместе подошли к столу.
– Ты смог прийти, – весело заметила она, вставая.
– Смог? – переспросил Уокер. – Мы живем здесь. Это ты приехала издалека. Спасибо, что уделила нам время.
Ким кивнула. Она не хотела пока раскрывать все карты.
– А это, должно быть, Чарли? – спросила она, присаживаясь на корточки.
Мальчик застенчиво улыбнулся. Он был похож на папу, но в чертах его лица присутствовала мягкость и открытая доброта, не свойственные Уокеру.
– Чарли, это моя подруга Сон. Может, скажешь «здравствуйте»?
Мальчик протянул руку для рукопожатия.
– Приятно познакомиться, Сон.
– Взаимно, сэр, – ответила Ким, поддержав его официальный тон. – Твой отец сказал, что тебе нравится это место.
Мальчик оживился и приступил к любимому делу: к составлению начинок для пиццы путем комбинирования различных ингредиентов из длинного списка. Вся его застенчивость куда-то пропала. Они сидели втроем за столом, под лучами солнца, и, пока мальчик развлекал их, Ким и Уокер смогли отвлечься от пережитых вместе ужасов. К тому моменту, когда вернулся официант, Чарли помог обоим радикально усовершенствовать заказы на пиццу. Он прямо светился от гордости за свои познания.
– …и свежую моцареллу – только шариками, а не в виде измельченной дряни, – закончил объяснять официанту мальчик.
– Разумеется, сэр, – ответил официант таким тоном, словно перед ним сидел конгрессмен, а не четвероклассник, и отправился выполнять их заказы.
– Итак, напарник, что сделаем теперь? – спросил Уокер.
– Помоем руки, – простодушно ответил Чарли, отодвигая стул.
Затем встал и выжидающе посмотрел на отца.
– Ты первый, – сказал Уокер сыну. – Я сразу после тебя.
Лицо Чарли перестало излучать доверчивую открытость. Девятилетняя невинность уступила место острой проницательности, с какой он переводил взгляд то с отца на Ким, то обратно.
Наконец он кивнул.
– Хорошо. Только не целуйтесь на людях. Это стыдно.
Мальчик отправился мыть руки, а Ким почувствовала, что краснеет. Уокер посмотрел ему вслед, затем повернулся к ней.
– Прости.
Она с вызовом вскинула голову.
– А что, у него была причина ожидать, что мы сразу начнем целоваться, как только он отойдет от стола?
Помрачнев, Уокер вяло пожал плечами.
– Он допрашивал меня по дороге. Один из вопросов был – целовались мы уже или нет.
– И ты сказал, что да.
– Есть много вещей, которые я не могу ему рассказать, – ответил Уокер. – Но я обещал быть честным с ним во всем остальном.
Ким поскребла ногтями по текстурированной хлопчатобумажной скатерти. Затем облизала губы.
– Что тебе известно? – спросила она.
Оглядевшись и убедившись, что их не подслушивают, Уокер слегка подался вперед.
– Мне известно, что большинство тел с горы уже спустили. Мои работодатели уделяют самое пристальное внимание этой процедуре, и до сих пор не поступало ни одного сообщения о насилии или… о чем-то таком, что пережили мы.
Ким кивнула.
– Пока нет. Но они никого не пускают на ковчег. Турки категорически настаивают на том, что пещера должна быть закрыта, и ООН склонна с ними согласиться.
Она прикрыла глаза и почувствовала, как ее собственные страхи перекликаются с теми, о которых они только что говорили. Уокер посмотрел в окно на двух женщин, прогуливавшихся рука об руку. Одна из женщин вела на поводке энергичного черного терьера.
«Обычные люди живут обычной жизнью, – подумала Ким. – Если бы только они знали…»
– Уже спустили тело Адама Холцера? – спросил Уокер.
– Да, несколько дней назад. Я подумывала о том, чтобы присутствовать, но это могло быть расценено как несанкционированное вмешательство, – ответила Ким. – К тому же Мериам не желает нас видеть. Она хочет забыть про гору и все, что с ней связано, на те дни, которые у нее еще остались.
Уокер посмотрел куда-то в глубь ресторана. Ким проследила за его взглядом и увидела Чарли, выходящего из уборной в задней части коридора и вытирающего мокрые руки о штаны. Это зрелище заставило ее улыбнуться.
– Я удивлен, что она протянула так долго, – сказал Уокер. – У нее осталось очень мало времени.
Ким поколебалась, затем тоже наклонилась вперед.
– Никогда не знаешь точно, сколько тебе еще осталось, – сказала она. – Именно поэтому я очень хотела тебя увидеть.
Что-то в ее тоне заставило Уокера насторожиться. Он внимательно посмотрел на ее лицо, пытаясь догадаться, в чем тут подвох.
– Ты что-то недоговариваешь.
– Просто я подумала, что ты должен это знать, – я устроилась на работу в посольство. На два года займу пост специального советника посла. В общем, пока я побуду здесь, в Вашингтоне. Мне кажется, мы могли бы время от времени встречаться.
По выражению его лица было сложно что-либо понять.
– Мне бы очень этого хотелось, – ответил он, но так натянуто, что она задумалась, не простая ли это вежливость.
– Я ничего особенного не жду, – объяснила Ким. – Просто мне снятся кошмары. Мне все время снятся кошмары. И нет никого рядом, кто был бы способен меня понять.
Чарли вернулся и сел на свое место за столом в тот момент, когда подошедший официант поставил перед ними воду. Мальчик поблагодарил его очень вежливо.
Уокер потянулся через стол и взял ее за руку.
– Я тоже вижу такие сны. Ты не одинока.
Любой, кто услышал бы это со стороны, подумал, что речь идет о романтике, а не о страхе. Чарли сморщил нос и закатил глаза. Роль маленького джентльмена, которую он разыгрывал с таким искусством, по-видимому, не распространялась на публичные проявления чувств.
– Мы не целуемся, – поспешила заверить его Ким, заставив себя улыбнуться. – Или держаться за руки тоже входит в перечень запрещенных занятий?
Как ни странно, но в присутствии мальчика ей становилось легче.
Чарли задумчиво скривил губы, затем вздохнул и смягчился.
