ПСМО заключил соглашение с находившимся некоторое время в Москве бывшим командиром 2-го польского корпуса генералом Ю. Галлером. В соответствии с данным документом был создан мобилизационный подотдел, начавший функционировать 15 июня 1918 г. Замещать уехавшего Галлера остался нелегально проживавший в Москве генерал Л. Желиговский. Он приступил к организации польских войск под единым началом. Предполагалось, что концентрация и передислокация воинских частей будут осуществляться в тайне от советских властей. В это же время по поручению военного отдела ПСМО и при посредничестве ФВМ К. Лютославский связался с командованием чехословацких войск в России и направил в Сибирь группу офицеров с целью создания там воинских частей из военнопленных поляков. Таким образом, военнослужащие польской национальности весной и летом 1918 г. постепенно пополняли ряды контрреволюционных формирований на севере и востоке нашей страны. А в это время в Париже на заседаниях Польского национального комитета, претендовавшего на роль правительства будущей независимой страны, обсуждался вопрос о том, как побудить Францию и Англию к активной интервенции в Россию с целью свержения советской власти
[63].
Как видно из приведенных фактов, в Петрограде и в новой советской столице в начале весны 1918 г. обосновались не только некоторые польские воинские части, но и конспирировавшие свою деятельность политические структуры, преследовавшие националистические цели и враждебно настроенные по отношению к власти большевиков. Однако, как я уже сказал, Московская ЧК и отдел контрразведки Московского ВО были слишком слабы, чтобы выявить конкретные факты тайной работы поляков. Лишь после переезда в новую столицу Всероссийской ЧК на них обратили внимание. Так, уже 23 марта на заседании Президиума ВЧК был рассмотрен вопрос о внедрении секретного осведомителя в среду военнослужащих польских легионов. Конкретный пункт решения изложен следующим образом: «П. 8. О Похопине. Утверждается по предложению Дзержинского негласным сотрудником по собиранию сведений среди польских легионов»
[64].
Здесь необходимо сделать небольшое пояснение. При подготовке одного из тематических сборников документов по истории отечественных спецслужб, в котором предполагалась публикация данного протокола заседания руководящего органа ВЧК, я и другие члены коллектива авторов-составителей не смогли найти в архиве ФСБ России никаких данных, дававших бы возможность прокомментировать приведенный выше пункт решения. В частности, не удалось разыскать конкретную информацию, на основе которой председатель ВЧК поставил вопрос о необходимости агентурного наблюдения за легионами. Сведений о самом Похопине также не сохранилось. Можно лишь предположить, что он имел некоторое отношение к легионам и каким-то образом вышел на контакт с Дзержинским, предложив свои услуги. Видимо, возможности Похопина были достаточно серьезные, поскольку наряду с этим человеком нам известно еще лишь об одном секретном сотруднике, которого непосредственно рекомендовал на тайную службу в ВЧК ее председатель, — А.Ф. Филиппове
[65].
В одном из дел ВЧК за ранний период ее деятельности удалось найти справку по обследованию польских воинских частей в Москве, датированную 31 марта 1918 г. Подписи под текстом нет. Но, скорее всего, первичную информацию дал делопроизводитель польского полка А. Контримович, а далее работали сотрудники наружного наблюдения Всероссийской ЧК. Судя по тексту справки, польские части дислоцировались в разных районах Москвы, но совсем недалеко от центра. Так, 1-й польский легион располагался на Большой Садовой в доме № 104, по Новинскому бульвару в доме № 101 находился уланский полк, правда, состоявший из 16 офицеров, но настроенных резко против большевиков. При поступлении в полк Контримовича капитан Боулинский заявил ему, что он будет принят на службу только с тем условием, чтобы не признавать советскую власть
[66]. Польское воинское подразделение располагалось и на Остоженке в доме № 20. Там, по данным ВЧК, имелся запас оружия и продовольствия. То же и на Пречистенке, в Дурновом переулке.
В Москве действовала так называемая Комендатура Верховного польского военного комитета (ВПВК) — органа, на который Ф. Дзержинский указывал в процитированной выше статье в сентябре 1917 г. В подчинении Комендатуры находились некоторые польские части, а также и запасной батальон, сформированный ВПВК. После Октябрьской революции этот батальон стал называться польским стрелковым полком имени Бартоша Гловацкого. Полк насчитывал около 1500 человек. Дальнейшая судьба полка подробно описана в статье слушателя (на февраль 1920 г.) Академии Генерального штаба В.Т. Дашкевича. Судя по тексту статьи, изобилующей интересными деталями, Дашкевич либо сам служил в полку, либо занимался им по поручению штаба МВО. «В начале марта 1918 г., - писал Дашкевич, — согласно решению штаба Московского военного округа, (полк) должен был переименоваться в интернациональную красноармейскую часть, причем в случае неисполнения этого требования лишался всех видов довольствия, получаемых им из московского интендантства. Требование штаба исполнено не было. Благодаря суммам, полученным от Совета Междупартийного Объединения (в марте мес. 10.000 рублей), часть просуществовала до апреля месяца, когда по распоряжению ВЧК несколько чинов командного состава с командиром полка, полковником Маевским, во главе были арестованы, а полк расформирован»
[67].
Сделаем лишь небольшое уточнение. Согласно тексту отчета заведующего военным отделом Комиссариата по польским делам Р. Лонгвы, именно он и его подчиненные, а не ВЧК, инициировали ликвидацию польского стрелкового полка им. Б. Гловацкого, а также еще двух польских полков «советских войск южного направления»
[68]. Безусловно, в данном конкретном случае Комиссариат по польским делам действовал в контакте с чекистами.
К свидетельствам Дашкевича добавлю еще несколько фактов, почерпнутых из уголовного дела на командира польской воинской части. Полковник Казимир Болеславович Маевский долгое время служил в царской армии, участвовал в боях в период Первой мировой войны, был ранен и прибыл в Москву в конце 1917 г. для долечивания в госпитале. Здесь на него вышли представители Польской комендатуры (ПК) и предложили стать командиром запасного полка и далее сформировать польскую бригаду. ПК находилась в связи с военным отделом Польского совета Междупартийного объединения и через него с французской военной миссией. По указанию ПК и ПМПО полковник Маевский пошел официальным путем к достижению поставленной цели — он готовил и направлял докладные записки военному руководителю Высшего Военного Совета генералу М.Б. Бонч-Бруевичу и наркому по военным делам Л. Троцкому. Полковнику удалось даже добиться нескольких личных докладов указанным советским военным деятелям, в ходе которых Маевский настаивал на практической реализации представленных им проектов. Не дожидаясь официального утверждения командующим МВО Н.И. Мураловым создания полка им. Бартоша Гловацкого, его командир сумел договориться о снабжении воинской части всеми видами довольствия и праве подписывать отпускные билеты и командировочные удостоверения. Это нужно было ПМПО и ПК для направления эмиссаров в места содержания военнопленных польской национальности австро-венгерской и немецкой армий и вербовки их в новые формирования. Причем Маевский официально заявлял, что комплектует будущую советскую стрелковую дивизию. Именно советскую, следовательно, подчиненную нашему военному командованию
[69]. И в это же самое время он несколько раз посещал главу французской военной миссии генерала Ж. Лаверня и получил от него (через ПМПО) более 20 тысяч рублей на содержание полка и поездки эмиссаров.
