Эта формулировка Стахевичем стратегических целей Польши полностью отвечала политической программе-максимум самого Пилсудского. «Расчленение России, — констатировал он, — лежит в основе польских государственных интересов на Востоке»
[743]. Затем должно было последовать «создание ряда национальных государств на территории Европейской России, которые находились бы под влиянием Варшавы». Это, по его мнению, «позволило бы Польше стать великой державой, заменив в Восточной Европе Россию»
[744].
С точки зрения Стахевича, буржуазный национализм мог бы стать той силой, с помощью которой должен быть развален СССР: «Реализация „прометейской“ концепции, — утверждал он, — это не только создание условий или поддержка явлений, служащих намеченной цели, но и создание такого инструмента, коим может послужить организованная эмиграция. Наш непосредственный доступ к территории СССР, к населению в соответствующем масштабе для этих целей не представляется возможным, а для достижения серьезных политических результатов даже и не всегда потребным»
[745].
Прояснить стратегические цели Пилсудского можно с помощью анализа его планов и действий в отношении руководителей контрреволюционной эмиграции народов СССР. Маршал Польши ощущал, что предназначен возглавить работу по их объединению в собственных политических интересах, поскольку и сам являлся последовательным шовинистом и был глубоко убежден в том, что Польша обрела свою независимость исключительно благодаря победе его национал-интегристской политики. Эта политика изначально строилась на идее коллаборационизма — тесного сотрудничества с врагами нашей страны.
Только этим объясняется действительно широкий размах организационных работ по объединению и сплочению националистической нерусской эмиграции, который обеспечивался польскими властными структурами (прежде всего 2-м отделом ГШ Польши) в 1920-1930-е гг. при непосредственном живом участии самого Первого маршала
[746].
Эти стремления развалить Советский Союз с помощью националистических и сепаратистских элементов получили по инициативе руководителей грузинской эмиграции название «прометеизма». Они воспользовались античной легендой о титане Прометее — борце за свободу, якобы прикованном богами к скалам Кавказа и обреченном на вечные страдания. Поскольку, согласно древнему мифу, Прометея от цепей и проклятия богов освободил Геракл
[747], именно в его (Геракла) образе предпочла выступить польская разведка, взявшая под свою опеку грузинских и всех иных «прометейцев».
Польская буржуазия намеревалась развалить СССР изнутри с помощью «прометеизма», особенно с момента начала польско-советской войны 1920 г.
[748], а потом расчленить его на отдельные национальные государства, которые имели бы большую или меньшую зависимость от Польши благодаря их неизменной вовлеченности в антисоветскую деятельность, а также по причине их собственной слабости.
Следует отметить, что активная подрывная деятельность в этом направлении проводилась несмотря на наличие межгосударственных договоренностей между СССР и Польшей. Более того, польские власти неоднократно грубо нарушали положения и Рижского мирного договора от 18 марта 1921 г.
[749], и Московского договора о ненападении от 25 июля 1932 г. В 1933 г. Польша стала первым государством (после Ватикана), которое официально признало нацистский рейх, обеспечив ему таким образом поддержку на мировом уровне. В то же время враждебность по отношению к восточному соседу оказалась у пилсудчиков настолько непреодолимой, что, когда Советский Союз, предвидя общую угрозу со стороны гитлеровского рейха, обратился в январе 1934 г. к Польше с предложением заключить пакт о взаимопомощи, польское правительство высокомерно отклонило это предложение, подписав тогда же соглашение с Германией. Что последовало за этим демаршем, хорошо известно.
В январе 1938 г. польская дипломатия открыла перед всем миром истинные намерения Варшавы. Тогда в Лиге Наций шла бурная дискуссия вокруг статьи 16 (о коллективной безопасности) Устава Лиги. «Ее отмены, — читаем в „Истории дипломатии“ под редакцией академика В.П. Потемкина, — требовал ряд членов Лиги Наций, желавших иметь развязанные руки в возможных международных конфликтах и военных осложнениях. Особенно усердствовали поляки, превратившие Польшу в „пятую колонну“ внутри Лиги Наций»
[750]. Далее панская Польша следовала исключительно в русле агрессивной политики гитлеровского рейха. «Через два дня после присоединения Австрии к Германии в Польше начались антилитовские демонстрации. На польско-литовской границе сосредоточились польские войска. 17 марта 1938 г. польское правительство через своего дипломатического представителя в Таллине предъявило литовскому правительству ультиматум. Оно требовало заключения конвенции, гарантировавшей бы права „польского меньшинства“ в Литве, а также отмены параграфа литовской конституции, провозглашающей Вильно столицей Литвы. Польская военщина грозила в случае отклонения ультиматума в течение 24 часов проделать „марш на Каунас“ и оккупировать Литву»
[751]. Агрессивные намерения поляков удалось ненадолго остудить официальным заявлением советской стороны о том, что она денонсирует советско-польский договор 1932 г. о ненападении, если войска Польши вторгнутся в пределы Литвы. Однако уже 30 сентября 1938 г. (сразу после подписания Мюнхенского соглашения) Польша предъявила ультиматум — на сей раз Чехословакии, требуя передачи ей Тешинской области. На следующий день, несмотря на предупреждение СССР, польские войска вступили на чехословацкую территорию. Но даже и в этом случае правительство СССР проявило выдержку: 27 ноября 1938 г. оно заявило через ТАСС о действительности договора 1932 г.
[752] Со своей стороны польские власти продолжали демонстрировать в отношении СССР крайнее высокомерие и враждебность. Фактически до самого крушения Второй Республики в сентябре 1939 г. ее военные и политические круги строили далеко идущие планы подрыва Советского Союза изнутри и его последующего территориального раздела.
