В начале июля 1920 г. с помощью Добржинского был арестован подпоручик В. Мартыновский
[261]. Он специализировался в резидентуре на сборе информации по экономическим и аграрным вопросам. Следует отметить, что Мартыновский сообщал на допросах только о своей деятельности, не назвал ни одного агента, с которыми работал. Он заявил о себе как об идейном стороннике Пилсудского и польском националисте. Никаких просьб о смягчении предстоявшего наказания Мартыновский не высказал, хотя и не знал об обещании Дзержинского отпустить всех польских офицеров — сотрудников резидентуры на родину. Следователь Ю. Маковский, сам разделявший в юности идеи Пилсудского, но перешедший затем на большевистские позиции, считал необходимым заключить Мартыновского в концентрационный лагерь до конца войны с Польшей, о чем и написал в постановлении по уголовному делу последнего
[262]. Однако Дзержинский настоял на отправке Мартыновского в Польшу на основании заключения комиссии по амнистиям от 7 сентября 1920 г. Правда, реально он смог отправиться домой только в июне 1922 г., после излечения от тяжелой болезни.
В конце июля чекисты арестовали еще одного агента польской резидентуры в Москве — Ю. Завадского, служившего в автоброневой бригаде. Он сразу признался в проведении шпионской деятельности и подтвердил это при очной ставке с Добржинским. Поскольку он не был офицером польской армии, то на него не распространялось обещание, данное Дзержинским Добржинскому. В заключении по его делу был вынесен окончательный вердикт: «Шпионаж в пользу белых Польши доказан, а потому полагаем применить к гражданину Завадскому высшую меру наказания»
[263].
Подводя итоги операции Особого отдела ВЧК по разгрому главной польской разведывательной резидентуры в Советской России под руководством И.И. Добржинского (псевдоним «Сверщ»), можно констатировать ее успешность и своевременность. На июнь 1920 г., когда начались первые аресты шпионов, советское командование запланировало крупные наступательные операции против польских войск. Всего в Москве и Петрограде было арестовано 8 человек, один агент застрелен при попытке бежать. Из состава резидентуры не удалось задержать только двоих — помощника резидента И. Квятковского и связную Г. Войцеховскую, которые уехали в Польшу с донесениями еще до ареста Добржинского. А содержательница явочной квартиры в Орше М. Пиотух, прибывшая к резиденту в Москву для оповещения о грозившем ему аресте, была доставлена в ОО ВЧК самим Добржинским, а затем передана в Особый отдел Западного фронта.
7. Борьба с польской агентурой на Западном фронте летом и осенью 1920 года
С разгромом войск 1-й польской армии и овладением Минском и Вильно фактически завершился первый этап наступления советских войск в Белоруссии и Литве. В июле 1920 г. командованию Красной армии полный разгром противника казался делом совсем недалекого будущего. Это понимали и в Польше. Руководство этой страны уже готово было отказаться от идеи восстановления Польши в границах 1772 г. Возможность быстрого продвижения советских армий на Запад очень беспокоила и страны Антанты — Великобританию и Францию. От имени Верховного совета Антанты английский министр иностранных дел лорд Дж. Керзон направил советскому руководству известную ноту. Он предложил прекратить военные действия против польской армии и назвал города, по линии которых следовало установить новую границу между двумя странами. Возможно, что московские власти и согласились бы рассмотреть такой вариант, однако в ноте содержалось и абсолютно неприемлемое требование: позволить армии генерала Врангеля без боев уйти в Крым и закрепиться там, а Крымский перешеек объявить нейтральной зоной. Многие советские политические и военные деятели отдавали себе отчет в том, что, не победив Врангеля, нельзя обеспечить безопасность страны. И. Сталин, к примеру, прямо писал в своей статье в газете «Правда»: «Смешно поэтому говорить о „марше на Варшаву“ и вообще о прочности наших успехов, пока врангелевская опасность не ликвидирована»
[264]. Через несколько дней после получения ноты Керзона командование Красной армии по указанию В. Ленина разработало доклад о стратегических планах для Западного, Юго-Западного и Южного фронтов, которые имели якобы полную возможность разгромить Врангеля и Польшу
[265].
Предполагая реальность принятия такого решения, руководство ВЧК считало необходимым разработать дополнительные меры по контрразведывательному обеспечению подготовки и проведения наступательных операций советских войск. Планировалось нанести решительный удар по польским агентурным сетям в западных районах, прежде всего в Смоленской губернии, Белоруссии и Литве. Кроме того, Дзержинский (после совета с Лениным) поддержал инициативу бывшего резидента Добржинского о проведении, говоря сегодняшним языком, активного мероприятия, направленного на членов ПОВ, составлявших ядро всех агентурных групп польской разведки. Суть его заключалась в подготовке Добржинским открытого письма к своим бывшим соратникам и распространении его текста в виде листовок за линией фронта с использованием авиации. Письмо было подготовлено в сжатые сроки, и его текст утвердили в ВЧК 18 июля 1920 г. Однако по оперативным соображениям было решено повременить с его распространением. Поскольку полный текст письма публикуется в приложении, не буду здесь цитировать его. Забегая несколько вперед, лишь замечу, что, согласно воспоминаниям А. Артузова (тогдашнего руководителя всех операций по полякам и будущего начальника КРО ГПУ), после распространения письма «поляки вопили об измене польской центральной разведки в Москве…»
[266]. Арестованные позднее польские агенты, описывая в своих показаниях влияние на них указанного письма, заявляли об отказе многих членов ПОВ от выполнения заданий разведки. Факт некоторого снижения активности подрывной работы 2-го отдела польского Генштаба налицо. Психологический эффект был достигнут. Требовалось закрепить успех путем выявления и ареста агентуры противника в прифронтовой зоне. Для проведения новых операций на Западный фронт выехала оперативная группа под руководством Артузова. В ее состав вошли участник ареста Добржинского чекист Ф. Карин и ставший к этому времени сотрудником для поручений при Артузове (особоуполномоченным ОО ВЧК) Игнатий Сосновский (Добржинский под этой фамилией стал работать в органах госбезопасности, поэтому далее я и буду его так именовать).
В первую короткую поездку опергруппе никого арестовать не удалось. Зато ее состав пополнился еще одним человеком. Это был бывший капитан польской армии Виктор Марчевский. Его Сосновский нашел в тюрьме в Смоленске. Из дела арестованного выяснилось, что он в 1915 г. командовал ротой, а в 1918 г. работал в подпольной организации КН-3 ПОВ в Киеве под руководством майора И. Матушевского. Теперь, к июлю 1920 г., последний стал начальником 2-го отдела польского Генштаба. За растрату казенных денег Марчевский был приговорен военным судом к длительному тюремному заключению, но сумел бежать через линию фронта. Его арестовали сотрудники Особого отдела ЗФ, но пока не было понятно, что делать дальше с этим польским офицером. По докладу Сосновского Артузов принял решение забрать арестованного в Москву в распоряжение ОО ВЧК. Там его поместили в одну камеру с бывшим подрезидентом польской разведки в Петрограде Стецкевичем, выступавшим теперь под псевдонимом «Кияковский». После проведения дополнительных проверочных мероприятий и Кияковский, и Марчевский (принявший фамилию Витковский) стали так же, как и Сосновский, сотрудниками для поручений при заведующем оперативным отделом Особого отдела ВЧК Артузове. Таким образом, создавалась нештатная оперативная группа по польским шпионским делам.
