После ознакомления с текстом доклада командующий армией А. Кук и член Военного совета В. Мулин рекомендовали начальнику Особого отдела Я. Ольскому получить разрешение ОО фронта на обнародование некоторых данных о шпионской деятельности польских офицеров связи и придании суду военного трибунала их разоблаченной агентуры. И такой приказ за № 223 появился 24 февраля 1921 г.
[319] Среди арестованных агентов противника, в частности, оказались: С. Петрашевский — бывший офицер деникинской армии, служивший в тыловых органах 16-й армии; М. Ефимов — военнослужащий 145-го полка ВНУС; Н. Афанасьев — работник канцелярии 12-го этапа; М. Плихта — резидент польской разведки; М. Азанович — железнодорожная служащая станции Могилев, и Др.
Чтобы не раскрыть работавшую по польской делегации агентуру, было решено рассмотреть уголовное дело не на открытом заседании военного трибунала, а «тройки» ОО 16-й армии, имевшей право выносить приговоры по контрреволюционным проявлениям и шпионажу. Всего перед «тройкой» предстали 39 человек. Приговорили к расстрелу 12 подследственных, многих остальных — к заключению в концентрационный лагерь от 2 до 5 лет. 18 человек были освобождены ввиду их полного раскаяния и оказания помощи следствию
[320].
Не посчитали чекисты зазорным для себя указать в обнародованном приказе, что среди приговоренных к расстрелу были и два сотрудника Особого отдела. Как удалось установить в ходе следствия, Казимир Бораковский тайно обратился к главе польской делегации с письмом о содействии ему в возвращении в Польшу, обещая за это оказывать, как сотрудник советской военной контрразведки, любые услуги. А работник особого отделения 1-й дивизии Стефан Маркосик-Высоцкий успел даже передать польским разведчикам шифр и секретные документы своего подразделения. Кроме того, он снабдил их важными сведениями по 16-й армии. Вполне естественно, что эти сотрудники Особого отдела, кстати говоря, поляки по национальности, направленные в органы госбезопасности по партийной мобилизации, понесли за предательство заслуженную кару.
Упомянутый выше приказ командующего армией заканчивался следующими словами: «Доводя об этом (приведении приговора в исполнение. — А.З.) до всеобщего сведения, Особый отдел предупреждает, что в дальнейшем всякого рода подобные попытки, направленные к предательскому удару в спину Рабоче-Крестьянской Красной армии и подорванию мирного строительства рабочих и крестьян будут беспощадно караться железной рукой»
[321].
Заканчивая рассмотрение вышеизложенного эпизода не могу не привести один из документов, отложившихся в личном деле С. Глинского. Вот, что писал в Москву в мае 1921 г. о своем подчиненном начальник ОО 16-й армии Ольский: «Помощник начальника агентуры т. Глинский самоотверженной работой на почетном посту стража Рабоче-Крестьянской революции своей преданностью и знанием дела обращает на себя выдающееся внимание. Кроме постоянной, неутомимой, полной инициативы и любви к делу работы Глинского в органах ВЧК, я должен отметить здесь 3 особенно ярких факта, характеризующих без лишних пояснений т. Глинского: 1) При самом близком непосредственном и деятельном участии т. Глинского раскрыта в январе мес. с. г. в Могилеве белопольская шпионская организация, существовавшая с 1918 г.; 2) В апреле с. г., получив задание выявить главарей, численность и связи бандитских организаций Савинкова, оперировавших в пределах армии, Глинский явился в штаб одной из организаций и в точности выполнил данное ему задание; 3) После того, как в апреле мес., получив новое задание, с неимоверными трудностями и явной опасностью для жизни разыскал штаб другой савинковской организации, явился туда, установил связи, главарей и планы. Эти три подвига Глинского дали нам возможность заблаговременно принять меры и отразить готовившийся удар в спину Красной армии… Считая подвиги т. Глинского особо выдающимися и равными подвигам героев Красной армии, награжденных орденом Красного Знамени, я ходатайствую о представлении Глинского к награждению этим почетным пролетарским орденом»
[322]. И такое решение ВЦИК состоялось в августе 1921 г. Стоит добавить, что с 1923 г. Глинский работал в качестве помощника начальника польского отделения КРО ОГПУ, а с 1925 г. перешел в Иностранный отдел и был несколько лет резидентом в Данциге, а затем в Варшаве, где доставил много хлопот польской контрразведке.
В январе — феврале 1921 г. разгром польских агентурных сетей, базировавшихся в основном на членах подпольных организаций ПОВ, на Украине и в Белоруссии завершил противостояние советской контрразведки и польских спецслужб в период войны. Историк отечественных спецслужб В.Н. Сафонов в одной из своих статей привел некоторые статистические данные о выявленных и ликвидированных ячейках ПОВ. По неполным (по мнению Сафонова) сведениям, по делам польского шпионажа и ПОВ привлекались к ответственности 1385 человек. Из них к расстрелу приговорили 171 человека, к заключению в концлагерь на разные сроки — 127, к заключению в концлагерь до обмена с Польшей — 123, к высылке в Вятскую и Пермскую губернии, на Урал и в другие регионы — 89 человек. Умерли в процессе следствия 9 человек, были оправданы, освобождены за недоказанностью преступной деятельности, под поручительство, под подписку, для направления в Красную армию и так далее — 852 человека
[323].
После заключения перемирия, а затем и подписания Рижского мирного договора чекисты, впрочем, так же как и польские разведчики, не прекращали тайный поединок. Только вести его приходилось уже в совершенно других условиях.
Подводя некоторые итоги работы нашей контрразведки в период советско-польской войны, можно выделить следующее.
1) Пришлось начинать работу, имея достаточно аморфную структуру особых отделов фронтов и армий, а также и особых отделов губернских чрезвычайных комиссий. Более того, только к концу лета 1919 г. удалось выстроить вертикаль подчинения: от ОО ВЧК к соответствующим органам фронтов и армий. Сложнее было с особыми отделами местных ЧК, но существовавший параллелизм в работе с военной контрразведкой действующей армии был минимизирован.
2) Кадры контрразведки, особенно руководящие, приобрели необходимый опыт организации агентурно-оперативных мероприятий против спецслужб иностранного противника. Это было исключительно важно, поскольку свою роль играли не только, а иногда и не столько идеологические основы противоборства, а преобладали национальные, даже националистические воззрения, не исключая и русофобство. Партийные мобилизации сотрудников чекистских аппаратов на Западный и Юго-Западный фронты приносили свои плоды. Однако имели место и изменнические проявления среди поляков — сотрудников особых отделов и местных ЧК. В то же время работники, вышедшие из пролетарских и крестьянских слоев и даже из интеллигенции, еще до революции вступившие в социал-демократическую, а позднее в большевистскую партию, честно исполняли свой служебный долг. Многие из них остались в органах госбезопасности и в последующем зарекомендовали себя высокопрофессиональными разведчиками и контрразведчиками.
