Несмотря на то, что Наркомат по иностранным делам и советская пресса создавали все условия для скорейшего заключения договора с Польшей, органы госбезопасности не прерывали свои мероприятия по подавлению разведывательно-подрывной активности польских спецслужб. Ведь сохраняли свою силу многие решения высших партийных и государственных структур по этому вопросу, такие как постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 15 марта 1930 г. «Об Украине и Белоруссии»
[384].
Как на реального врага указывали на Польшу и чекистские руководители. Это подчеркивалось во многих секретных приказах и циркулярах, предназначенных для неукоснительного исполнения на местах. К примеру, в ноябре 1932 г., то есть через несколько месяцев после подписания договора о ненападении, Особый отдел ОГПУ разослал в территориальные органы и аппараты военной контрразведки указание «Об усилении борьбы со шпионско-диверсионной деятельностью 2-го отдела Польского главштаба»
[385]. В данном документе отмечалось, что резко активизировалась работа польской разведки, проведена ее реорганизация. Этот факт расценивался в разрезе реальной подготовки к вооруженным действиям. Подобного рода указания давались и в последующие несколько лет.
Рижский мирный договор между РСФСР и УССР с одной стороны и буржуазно-помещичьей Польшей — с другой о прекращении войны был подписан 18 марта 1921 г.
[386] Новые, во многом случайные границы между советскими республиками (РСФСР, Украиной, Белоруссией) и Польшей почти нигде не совпадали с этническим размежеванием. В результате войны к Польше отошли половина Белоруссии и четверть Украины. Линия границы прошла всего в нескольких десятках километров от столицы одной из советских республик — Минска — и значительно приблизилась к другому центру — Киеву. «Начальник польского государства» Ю. Пилсудский открыто выступал за дальнейшее расширение границ на Востоке, подразумевая при этом возможное использование как политических, так и военных мер. Это обстоятельство порождало у советской стороны ощущение постоянной нестабильности и напряженности на западных рубежах, угрозы конфликтов с соседней страной. Польша же, получив территории, населенные в основном украинцами и белорусами, не воспринимавшими доминирование поляков над собой, боялась организованных СССР повстанческих действий с опорой на национальные меньшинства. А далее, по мнению польских элит, могли начаться и агрессивные действия Красной армии.
В результате подобного рода прогнозов по обе стороны границы в умах очень многих людей вскоре утвердились соответствующие стереотипы, больше свойственные состоянию войны, чем мирной обстановке. Польский историк 3. Залуский в своей книге «Пути к достоверности», опубликованной в Варшаве в 1986 г., отмечал: «Реальные обстоятельства польско-советских отношений в межвоенном двадцатилетии сформировали события 1920 г… Люди, которые разрабатывали и реализовывали политику на протяжении всего межвоенного периода и в Варшаве, и в Москве, — это были люди, сформированные в 1920 г.»
[387] Нельзя не отметить, что за 1919–1920 гг. около 1,5 млн граждан России, Украины и Белоруссии прошли через бои с польскими войсками на Западном и Юго-Западном фронтах, лично столкнулись с «панами» и имели определенные негативные психологические и политические представления о них. После окончания войны происходил процесс репатриации, массы людей перемещались из Советской России и наоборот. В отчете Центроэвака указано, что «центр тяжести репатриации падает на Польшу»
[388]. Общее количество репатриантов, согласно приведенным в отчете данным, только за период с 1 января по 1 декабря 1921 г. составило около 600 тыс. человек. И это без учета Украины и Белоруссии. Многие из отбывавших в Польшу, особенно военнопленные, не испытывали никаких симпатий к советскому строю и вообще к нашей стране. Те, кто возвращался в Россию, Украину и Белоруссию из польского плена, а также бывшие политические заключенные польских тюрем, относились к властям Польши ничем не лучше. Как сейчас ясно, несколько десятков тысяч советских военнопленных были убиты или умерли в результате нечеловеческих условий содержания в концлагерях. Среди советских фронтовиков, а также военных и партийцев, которые работали в ближайших тылах, настрой был тоже соответствующий. К этой категории лиц относились и чекисты.
Еще со времени боевых действий борьбой с польской разведкой активно занимались, к примеру, заместитель председателя ВЧК-ГПУ И.С. Уншлихт, будущие руководители Особого и Контрразведывательного отделов ОГПУ А.Х. Артузов и Я.К. Ольский, начальник Секретно-оперативного управления Е.Г. Евдокимов, начальник Административно-организационного управления И.А. Апетер и некоторые другие высокопоставленные сотрудники органов госбезопасности. В мероприятиях по польской линии в период войны было задействовано большое количество чекистских руководителей среднего звена и рядовых сотрудников. До свой смерти в июле 1926 г. их действия направлял и контролировал глава ВЧК-ОГПУ Ф.Э. Дзержинский. Указанные выше ответственные работники органов госбезопасности на протяжении 1920-х, а некоторые и до середины 1930-х гг., определяли стратегию противодействия шпионажу и другим видам подрывной деятельности иностранных спецслужб и были абсолютно уверены в том, что главные удары по безопасности нашего государства в этой сфере наносят именно польские спецслужбы при всесторонней поддержке со стороны разведок Англии и Франции.
Аналогичная «личностная» ситуация сложилась и в сопредельной стране. С июля 1920 г., на протяжении советско-польской войны и нескольких последующих лет (до 1923 г.) начальником 2-го отдела Генштаба Польши (в функции которого входили разведка и контрразведка) оставался И. Матушевский
[389]. В Первую мировую войну он служил в одном из гвардейских полков царской армии, отличился в боях, а с 1918 г. перешел на разведывательную работу в Войско Польское. Под псевдонимом «Кушелевский» возглавлял крупную шпионскую организацию в тылу красных войск в районе Минска. Позднее (в начале 1920 г.) он создал и руководил нелегальной резидентурой на территории Украины. Ближайшие соратники И. Матушевского прошли похожий путь, что называется, «закалились» в борьбе с чекистами и советской военной разведкой.
Под руководством его предшественника на посту начальника 2-го отдела ПГШ М. Мацкевича разрабатывались основополагающие инструкции по разведывательной службе, направленные в основном против Советской России. В этой связи важно иметь в виду, что кадровый костяк руководящих и оперативных работников польской разведки, действовавших на основе этих инструкций, многие годы составляли члены Польской организации войсковой (ПОВ). Официально данная организация прекратила свою работу на территории этнической Польши примерно к середине 1919 г. Но на Украине и в Белоруссии она только нарастила свои усилия и вербовала новых сотрудников в интересах расширения разведывательно-подрывной деятельности против Советской России и союзных ей республик. В середине января 1919 г., когда Информационный (разведывательный) отдел Верховного командования Войска Польского (ВКВП) был реорганизован, в его состав вошел реферат по вопросам ПОВ. Как указывает польский историк А. Мисюк, этот реферат использовал членов организации для ведения разведывательной и диверсионной работы
[390]. Большинство офицеров и агентов разведывательного подотдела 2-го отдела польского Генштаба (как ранее и Информационного отдела ВКВП), направлявшихся на советскую территорию в 1919–1920 гг., имели явки только к членам ПОВ и реализовывали свои задания не от имени 2-го отдела, а маскируя их под поручения руководства ПОВ в Варшаве.
