Назначение Науиокайтиса в польское отделение практически совпало по времени с созданием и разворачиванием деятельности резидентур 2-го отдела ПГШ в СССР под прикрытием дипломатических и иных представительств. А период с 1922 по 1925 г. можно назвать самым результативным этапом работы советских контрразведчиков по польской линии. И в этом большая заслуга Науиокайтиса. Много внимания он уделял и парализации деятельности польских спецслужб, ведшейся с использованием возможностей католического духовенства. К. Казенова, инициировавшая процедуру реабилитации мужа, передала мне копию отзыва о нем супруги первого председателя ВЧК С.С. Дзержинской (Мушкат). «Он, работая тогда в ОГПУ в Москве, — писала Софья Сигизмундовна, — вместе со своим начальником Ольским или один от поры до времени навещал меня, как ответственного секретаря Польского Бюро Агитпропа ЦК ВКП(б), информируя меня о политике римского папы и контрреволюционной работе католического духовенства в СССР, его методах и приемах, получая от меня имевшуюся у меня информацию о контрреволюционной работе среди польского населения в СССР… Науиокайтис производил на меня впечатление честного члена партии и преданного своему делу работника ОГПУ»
[509].
Как вспоминали Е. Кац и К. Казенова (кстати говоря, тоже работавшая в КРО ОГПУ в 1920-е гг.), штат 3-го отделения по настойчивым требованиям Науиокайтиса был увеличен к 1930 г. примерно до 20 человек. Конечно, не все сотрудники занимались польской линией, поскольку отделение работало еще по литовскому и румынскому направлениям, а также руководило борьбой с петлюровскими организациями на Украине. Но все это было связано с противодействием именно польским спецслужбам, поскольку петлюровцы, к примеру, были полностью под контролем 2-го отдела ПГШ, а с разведкой Румынии у поляков сложилось и многие годы поддерживалось самое тесное взаимодействие в проведении разведывательно-подрывных операций в СССР. Последнее обстоятельство, отмеченное ветеранами контрразведки, подтверждается и документально. Так, среди архивных материалов польской разведки имеются справки о польских резидентурах «Шперач», «Н-6» и других, которые действовали против СССР с территории Румынии
[510]. Работу многих из них удалось практически парализовать усилиями украинских чекистов, руководившихся и направлявшихся в данном вопросе 3-м отделением КРО ОГПУ. К примеру, резидентура «Шперач» прекратила функционирование по приказу 2-го отдела польского Генерального штаба, поскольку за четыре года своего существования (с 1925 по 1929 г.) не давала нужных результатов. И это при месячном бюджете в 1000 долларов и несмотря на усиление агентурой; уцелевшей после разгрома чекистами в Харькове резидентуры «А-9».
Вместе с начальниками 4-го и 6-го отделений КРО, занимавшимися проведением операций «Трест» и «Синдикат-2» соответственно, Науиокайтис участвовал в работе по дезинформации польской разведки и поддерживал по этому вопросу тесный контакт с ответственными работниками Разведывательного управления и Штаба РККА. В связи со сказанным обращу внимание читателей на тот факт, что практически во всех крупных разработках контрразведчиков 1920-х гг. так или иначе вычленялась польская линия: либо агентура 2-го отдела ПГШ и его офицеры были одним из объектов воздействия чекистов, либо именно для польской разведки предназначались дезинформационные материалы, либо разведорганы других государств и эмигрантских центров использовали договоренности с поляками об оперировании в этой стране и переброске агентуры в СССР. Недаром Науиокайтис был награжден орденом Красного Знамени за участие в операции «Трест», хотя ее вело не 3-е, а 4-е отделение КРО ОГПУ. Здесь добавлю, что возглавлявшееся им польское отделение принимало, кроме того, участие в таких операциях, как «Синдикат-1», «Синдикат-2», «К-5», «РДО». Однако роль указанного подразделения в них считали, видимо, второстепенной.
В открытой литературе многие эпизоды разработки «Республиканско-демократическое объединение» (РДО) описаны М.В. Соколовым в его книге «Соблазн активизма»
[511]. Отвергая многие предвзятые, а поэтому необъективные и негативные оценки автором чекистских мероприятий, отмечу, тем не менее, следующее обстоятельство: он собрал достаточно много информации о деле РДО, включая и сведения из уголовных дел на некоторых фигурантов, хранящихся в архивах ФСБ России и ее территориальных органов. Однако если некоторые детали работы польской разведки с фигурантами дела и представительством РДО в Польше в целом раскрыты, то фамилий начальника 3-го отделения Науиокайтиса и его подчиненных я в данной книге найти не смог — их там просто нет! Зато есть указание на сотрудников 6-го отделения КРО ОГПУ, которое ведало борьбой с зарубежными антисоветскими центрами, а также Секретно-политического отдела, занимавшегося внутриполитическими проблемами.
Из сказанного можно сделать следующий вывод: приведенные факты еще раз доказывают, и на мой взгляд, убедительно, что структура советской контрразведки как на местах, так и в центре была в 1920-е гг. далека от совершенства, не в полной мере отвечала реалиям оперативной обстановки. Как это ни покажется странным, но польское отделение КРО оказалось оттесненным с первых ролей. Объективных причин тому пока не найдено. Согласно установкам руководящих военно-политических инстанций, Польша и ее спецслужбы были главным противником для чекистов, поэтому следовало ставить во главу угла именно польское отделение. А раз это сделано не было, то, значит, свою роль сыграли, скорее всего, субъективные факторы. Еще раз обращусь к воспоминаниям сотрудника КРО ОГПУ Е. Каца, хранящимся в моем личном архиве. Он однозначно говорил о предвзятом отношении Г. Ягоды лично к Науиокайтису и всему его отделению. Заместитель председателя ГПУ-ОГПУ и одновременно главный кадровик ведомства несколько раз инициировал проверки этого подразделения и однажды даже довел до нервного срыва одного из сотрудников своими мелочными придирками. Но пока оппоненты Г. Ягоды по оперативным вопросам — заместитель начальника КРО ОГПУ Р. Пиляр и сменивший его Я. Ольский — курировали польское отделение, Науиокайтис оставался на своем посту, хотя был обойден поощрениями и наградами. Повысить статус отделения внутри Контрразведывательного отдела им, видимо, было не по силам.
К вышесказанному следует добавить несколько слов о позиции начальника КРО ОГПУ А. Артузова. Явным его фаворитом являлся, конечно же, И. Сосновский, который руководил 6-м отделением. Именно его А. Артузов особо выделял из всех подчиненных. Сосновский был поляком по национальности, бывшим резидентом польской разведки, достаточно успешным оперативным сотрудником ВЧК-ОГПУ. Доверяя ему разработку савинковцев по делу «С-2», начальник советской контрразведки не мог не понимать того, что многое в этом деле будет связано с польской разведкой. Ведь сам Савинков и его организация «Народный союз защиты родины и свободы» (НСЗРС) действовали с территории Польши, были тесно связаны со 2-м отделом ПГШ и находились под полным его контролем. Оперативные работники и агентура, работавшие по «С-2», неоднократно направлялись в Польшу, вступали там в контакт не только с савинковцами, но и с ответственными офицерами разведки этой страны. В Москве связь легендированной чекистами организации с Савинковым осуществлялась при помощи специально созданной поляками резидентуры «Р-7/1» 2-го отдела ПГШ. Дезинформационные материалы передавались в основном именно польской разведке. Казалось бы, в силу указанных обстоятельств однозначно напрашивалось необходимое решение, а именно создание объединенной оперативной группы из сотрудников 3-го (польского) и 6-го отделений КРО ОГПУ. Начальнику польского отделения (сначала Витковскому, позднее Маковскому, а затем и Науиокайтису) надлежало бы быть, как минимум, заместителем руководителя этой группы. Однако такого решения принято так и не было. Ничем иным как субъективными причинами объяснить данный факт нельзя. Вероятно, Артузов стремился вновь и вновь доказать своему заместителю Пиляру (крайне отрицательно относившемуся к Сосновскому), что не напрасно добился зачисления бывшего польского резидента на штатную работу в аппарат советской контрразведки, а далее и назначения начальником наиболее значимого отделения. Артузов постоянно демонстрировал, что Сосновскому можно доверять, что последний — самый толковый и удачливый контрразведчик, способнейший агентурист. Отчасти так оно и было.
