Далее в журнальном приложении говорилось о том, как был раскрыт КОЦД. По данным автора (анализ некоторых архивных материалов позволяет сделать обоснованное предположение, что это был информатор ЦД и польской разведки А.П. Вельмин), в «Сахаротресте» под началом Москвича работал Алексей Яковлев, подозревавшийся чекистами в контрреволюционной деятельности. Кроме того, Яковлев представлял интерес еще и потому, что был соучеником Вакара по гимназии. И вот, когда Вакар прибыл в Киев, то одним из первых, с кем он вышел на контакт, был именно Яковлев. Последний о состоявшихся встречах подробно рассказывал агенту Киевского отдела ГПУ, в том числе и о создании Вакаром КОЦД — Яковлев проинформировал Москвича о скорой поездке Вакара в советскую столицу для организации Московского ЦД, о чем агент незамедлительно сообщил в губернский отдел ГПУ. Все материалы, добытые чекистами в Киеве, были срочно направлены в Контрразведывательный отдел ГПУ. С учетом уже имевшихся оперативных данных 6-е отделение выработало новые направления развития разработки «С-1».
Судя по упоминанию об этом оперативном деле в закрытом письме НКВД СССР от 11 августа 1937 г. (о подрывной работе польской разведки) в контексте попыток агентурного проникновения в иностранные спецслужбы, и прежде всего в разведку Польши, ясно, что по «С-1» такая работа планировалась
[571]. Надо полагать, что первый шаг в данном направлении был сделан в Москве. По крайней мере, один из авторов примечаний к документам сборника «Борис Савинков на Лубянке» — В. Сафонов (в период подготовки издания являвшийся сотрудником Центрального архива ФСБ России) — уверенно подтвердил мне отмеченный в тексте факт ареста организатора Киевского и Московского отделов ЦД Вакара во время его пребывания в нашей стране в 1922 г.
[572] Позднее Вакар отмечал в одном из документов, что находился в Москве шесть недель в апреле — мае 1922 г. А в этот период в столице и некоторых других городах проводились задержания многих лиц именно из той среды, в которой посланец ЦД подыскивал будущих членов своей организации. Речь идет о подготовке к высылке из страны большой группы «старой» интеллигенции (профессуры, писателей, экономистов, юристов, хозяйственных работников) в рамках акции, известной ныне историкам как «Философский пароход». Эту операцию проводило Особое бюро при Секретно-оперативном управлении ГПУ
[573]. Однако некоторых задержанных передавали в распоряжение другого подразделения — КРО ГПУ и конкретно — заместителя начальника 6-го отделения Н. Демиденко, который как раз и руководил разработкой дела «С-1». Так, из 14 человек, содержавшихся на август 1922 г. во внутренней тюрьме ГПУ, четверо были переданы вместе с делами в КРО
[574]. Фамилии Вакар среди арестованных я не нашел, однако он, скорее всего, содержался под определенным номером в целях сохранения в тайне самого факта ареста. Если прав В. Сафонов, написав об аресте Вакара, то рискну предположить, что на допросах арестованный давал ложные показания, не выдал реальных членов группы ЦД. Понимая это, чекисты сделали вид, что поверили ему и произвели ложную вербовку Вакара. Затем освободили из тюрьмы и позволили выехать в Польшу. Все это делалось в интересах развития разработки «С-1». Косвенным подтверждением этих действий чекистов служит тот факт, что после провала московской и киевской групп ЦД Вакар практически отошел от всякой конспиративной деятельности и до конца своей жизни не принимал участия в антисоветских акциях.
Тем временем в Москве события разворачивались следующим образом. К главе столичного отделения ЦД профессору Кооперативного института П. Исиченко путем умелых оперативных комбинаций подвели секретного уполномоченного КРО ГПУ И.К. Абаева (Абая), действовавшего под псевдонимом «Фейх»
[575]. Он предстал перед Исиченко как якобы руководитель сплоченной антисоветской подпольной группы, члены которой были объединены либерально-демократическими идеями. Кстати говоря, роль главного идеолога этой группы исполнял брат Абаева — бывший офицер царской армии В.Г. Островский. Позднее, в рамках операции против Савинкова («С-2»), именно он, а не чекист А.П. Федоров (как утверждается практически во всех публикациях), будет выступать в оперативной игре в качестве главы близкой савинковцам по духу организации «Либеральные демократы» (ЛД).
В рамках разработки «С-1» вместе с Островским в легендированную группу ЛД входили еще несколько человек: бывший офицер царской армии, член подпольной эсеровской организации на Украине в период немецкой оккупации, а в годы Гражданской войны служивший в политорганах Красной армии Я.П. Гамза (Гамзагурдия) и использовавшийся «втемную» известный эсер С.Н. Патушинский, в 1918–1919 гг. возглавлявший военный отдел организации украинских социал-революционеров
[576]. На организационные и деловые качества этих людей профессор Исиченко положился полностью и не только фактически передал им контроль над своей группой «Центра Действия», но и связал их с аналогичной группой в Киеве. Таким образом, практически вся деятельность ЦД в Советской России и на Украине была поставлена под контроль чекистов. Исключение составляла только киевская «Линия связи» (а реально разведывательная структура), действовавшая в прямом контакте и по заданиям 2-го отдела польского Генерального штаба. О ее истинной роли члены ЦД в Москве и Киеве могли только догадываться. Контрразведчикам в Киеве 6-м отделением КРО ГПУ была поставлена важная задача: сосредоточить основное внимание на выявлении деятельности именно «Линии связи» и не допустить сбора ее сотрудниками для последующей передачи полякам секретных сведений по военной и политико-экономической проблематике.
Как выполнялась эта задача, видно из опубликованных материалов судебного процесса по делу «Киевского областного Центра Действия». Все члены КОЦД и «Линии связи» предстали перед специальной сессией Киевского губернского суда в конце марта 1924 г. На скамье подсудимых явно не хватало только одного человека, а именно главы «Линии связи», идейного борца с большевиками капитана Генерального штаба Павловского («Андрея Петровича Мухина»), неожиданно скончавшегося от сердечного приступа в декабре 1922 г. В ходе его разработки чекисты успели наладить дезинформирование польской разведки и ЦД в Париже. Выступавший свидетелем по делу агент 2-го отдела ПГШ М.А. Павлюк (псевдоним у поляков — «Онищенко») сообщил суду о том, что получал от Павловского целые пачки приказов и других документов из штаба Киевского военного округа и доставлял их на разведпост польской разведки в городе Ровно, а иногда и прямо в Варшаву
[577]. О том, что приносит в Польшу дезинформационные материалы, Павлюк не знал. Подставленные Павловскому агенты ГПУ из числа сотрудников штаба и управлений КВО четко выполняли задания чекистов и регулярно снабжали Павловского «важными» документами. Отсюда понятно, какого рода «секреты» уходили к противнику. Вполне естественно, что об этой стороне дела подсудимые, судьи и прокуроры осведомлены не были. Техническую сторону организации связи с Польшей Павлюк, надеясь смягчить свою учесть, осветил на суде достаточно полно. Он откровенничал и в отношении других членов КОЦД. Активное сотрудничество со следствием и полное раскаяние позволили суду не применять к нему высшую меру наказания. Но четырем обвиняемым избежать такого сурового приговора не удалось: Все осужденные подали ходатайства о помиловании, и Всеукраинский ЦИК удовлетворил их просьбы. Тем, кому вынесли расстрельные приговоры, заменили их на 10 лет трудовых лагерей, а остальным были значительно снижены сроки заключения
[578]. В середине июля 1923 г. в Москве арестовали и профессора Исиченко. Его судьба сложилась иначе — почти год он находился под следствием. Но в итоге Коллегия ОГПУ на своем судебном заседании 19 мая 1924 г. вынесла решение о его расстреле.
