– Что там? – Симона посмотрела в свой монокуляр.
Билли потянулась за биноклем, но Аладдин не захотел выпускать его из рук.
– Не вижу ничего странного, – прошептала Симона.
– Я тоже. Хотел только убедиться, что вы не спите. – Аладдин засмеялся и протянул бинокль Билли.
Симона тоже засмеялась, а Билли в шутку стукнула Аладдина по плечу.
– Да ну тебя, – сказала она, стараясь не рассмеяться.
Друзья сидели под деревьями и молча ждали. Начался дождь, и они достали ветровки. Скоро дождь кончился, но небо так и осталось серо-чёрным, и Билли испугалась, что будет гроза. В таком случае им придётся прервать наблюдение и вернуться в дом.
Дождь пошёл снова и снова перестал. Аладдин сказал, что проголодался, и они распаковали бутерброды. А потом снова ждали, обмениваясь биноклями. Билли достала яблоко на десерт; мимо их укрытия проскакал кролик. Билли начинала уставать – как и Аладдин с Симоной. Сегодня охоты на «привидение» не выйдет, подумала Билли. Идея была дурацкой с самого начала. «Как мы могли думать, что что‐то получится?» И тут она услышала шёпот Аладдина:
– Смотри, смотри!
Билли по голосу поняла, что теперь он не шутит. Живот у неё скрутило, стало трудно дышать, когда она посмотрела на дом. Кто‐то направлялся к ступенькам.
– Дай, пожалуйста, бинокль! – прошептала она.
Аладдин неохотно выпустил бинокль из рук. И очень вовремя. Кто‐то стоял на террасе и возился с замком. Потом дверь открылась, и человек‐«привидение» вошёл. Несмотря на дождь, Билли убедилась, что была права.
Привидением оказался Мартин. Тот самый Мартин, который показывал им с мамой дом.
Глава двадцать девятая
Едва за Мартином закрылась дверь, как ребята вскочили и бросились к дому. Никогда в жизни Билли не бегала так быстро, и никогда в жизни она не бывала так зла. Как Мартин посмел причинять вред другим людям? Злость была так велика, что страх, от которого у Билли болел живот, пропал.
Друзья сразу поняли, что эту часть плана они разработали не особенно тщательно. Они обсудили только, как ворвутся в дом и захватят «привидение» с поличным. Но пока они с топотом неслись по ступенькам и через террасу, Билли усомнилась, что этого будет достаточно. С чего Мартину пугаться трёх детей?
Но он испугался. Это было видно. Первой рванула ручку двери и вбежала в дом Симона. Аладдин и Билли подоспели сразу за ней, и никто из них не стал соблюдать тишину или осторожность.
– Не двигайся! – завопила Симона, когда они обнаружили Мартина в гостевой комнате, с картонной коробкой в руках.
Перепуганный, Мартин с грохотом уронил коробку. Он просто стоял как вкопанный и не отрываясь смотрел на ребят. Он уже не выглядел ни напуганным, ни разозлённым – просто печальным. Когда Билли взглянула ему в глаза, там было такое море тоски, что ей захотелось заплакать.
На мозаичном столике снова лежал рисунок из тех, что Билли сложила в коробку в первый день. Билли подошла к столу и прочитала оставленную на рисунке записку: «Последнее предупреждение. Если ты не успокоишься – всему конец».
– Это ты написал? – сердито спросила она, указав на рисунок.
Почерк на рисунке был похож на детский, но Билли уже не думала, что эти слова написал ребёнок.
– Да, – тихо признался Мартин. – Я.
Злость смешалась с печалью. Что Мартин делает? И зачем?
– Это ты тайком пробирался в дом? – спросила Билли. – Ты стучал в окна по ночам?
Мартин кивнул, как немой, по его щеке поползла слеза. Билли сглотнула, чтобы тоже не заплакать.
– Ты должна понять… – начал Мартин. – Я хотел… я так хотел… я… – Он вдруг замолчал.
– Чего хотел? – спросил Аладдин, шагнув в комнату. – Что Билли должна понять?
Мартин глубоко вдохнул:
– Я только хотел, чтобы с вами не случилось ничего плохого. Как когда‐то случилось со мной.
Билли покачала головой:
– Ты не хотел, чтобы с нами случилось что‐то плохое? Но ты же делал всё, чтобы я возненавидела этот дом. И плохое случалось со всеми, кто здесь жил, и с моей мамой. Со всеми. У кого‐то даже плита загорелась. Тоже твоих рук дело?
– Нет, – сказал Мартин. – Нет, я никогда никому не причинял вреда. Такого вреда. Происшествие с плитой было несчастным случаем. Я только старался, чтобы дом опустел. Потому что они так хотят. Стеклянные дети. Никто от них не уйдёт. Рано или поздно всё кончается плохо. Для всех.
Уйти из гостевой комнаты и устроиться в гостиной предложила Симона. Мартин обессиленно сгорбился в кресле, когда‐то принадлежавшем папе Билли; кресло было одним из немногих предметов, которые Билли с мамой привезли сюда из Кристианстада.
– Не знаю, что вам уже известно, – начал Мартин. – Но я когда‐то жил в этом доме. С мамой и папой.
– Всё это мы знаем, – перебил Аладдин. – Мы говорили с твоим папой.
Мартин открыл рот.
– Вы говорили с Манне? – изумился он.
Билли гордо кивнула. Они вообще много с кем говорили.
– Тогда понимаю. Вы и правда знаете многое, – тихо сказал Мартин.
Он погладил ладонью брючину, словно расправляя какую‐то складку. И, вздохнув, заговорил:
– Мне было пять лет, когда дом сгорел и погибла моя мама. Полиция говорила, что это несчастный случай, но когда я стал постарше, то узнал, что у этого дома своя история. Что в нём когда‐то был приют, где умерло несколько детей, а няня повесилась в гостиной.
Мартин замолчал и поднял взгляд на потолочную лампу, которую повесили Билли с мамой.
– Наша лампа раскачивалась туда-сюда, – сказал он дрожащим голосом. – Хотя и оба окна, и двери были закрыты. Такое бывало не раз. Больше я ничего не помню, но и этого достаточно. В доме обитают призраки, которые не обрели покоя. Они не хотят, чтобы здесь жил кто‐то, кроме них. И наказывают тех, кто остаётся. Вот почему они сожгли наш дом.
Он снова помолчал, глядя на Билли.
– Вот почему я стал «привидением». Чтобы никто не задержался здесь надолго и не случилось какое‐нибудь несчастье. Чтобы никто не умер.
– Неправда, – возразила Билли. – Ты сам сделал так, чтобы лампа раскачивалась. В доме нет других привидений, кроме тебя.
– К тому же серьёзные несчастья здесь всё‐таки случались, – взволнованно прибавил Аладдин. – Вспомни семью, которая жила тут до Билли. Девочка чуть не утонула.
У Билли появилось ужасное подозрение.
– Неужели это ты пытался утопить её? – Ей даже смотреть на Мартина не хотелось.
У Мартина на глазах снова выступили слёзы.
